Титубы, Гуд и Осборн, то она не то чтобы удивится, если они и вправду окажутся ведьмами. «Они ленивые и нерадивые, чего от них еще ждать-то», – сказала Марта раздраженно. Вот она – это совсем другое дело. Уютно устроившись в коконе своего благочестия, она думала, что неуязвима. По пути домой мужчины заехали к Патнэмам и обнаружили, что Энн совсем успокоилась. Но вечером припадки возобновились. И продолжались весь следующий день, когда другой неопознанный призрак проник в комнату. Энн не знала ее имени, хотя точно видела, что женщина с бледным серьезным лицом сидела в молельне на скамье, которую раньше занимала ее бабушка.
Через два дня Марта Кори ехала на север, в дом Патнэмов, куда ее вызвал, скорее всего, Томас Патнэм. Возможно, он хотел предъявить обвинение прямо ей в лицо. Не успела она слезть с лошади и войти в помещение, как Энн начала задыхаться. Придушенным голосом она обвинила вошедшую, после чего язык вывалился у нее изо рта и остался зажатым между зубами. Ее кисти и ступни делали вращательные движения. Когда она снова обрела дар речи, то указала на канарейку, клюнувшую Марту между указательным и средним пальцем. «Я подойду и посмотрю», – объявила она [63]. «Ну давай», – отвечала Кори, потирая ранку. Птичка исчезла, а Энн лишилась зрения. Приблизившись к обвиняемой, она рухнула на дощатый пол. После чего обвинила Кори в том, что она на той неделе ослепила еще одну женщину в молельне. И для наглядности закрыла лицо руками, и их уже не могли от него отнять. Она описала призрачный вертел, на который был нанизан человек, поджаривавшийся на огне под чутким надзором Марты. Никто больше вертела не видел, но все о нем слышали от детей Гудвинов. В этот момент Мерси Льюис, девятнадцатилетняя служанка Патнэмов, вышла вперед и начала тыкать в видение палкой. Оно исчезло, затем снова появилось. Она вновь начала тыкать в него палкой. «Не делай этого, если хочешь жить!» – крикнула Энн, но было поздно. Мерси отлетела назад от страшного удара. «Ты ударила Мерси Льюис железным прутом», – проинформировала Энн непризрачную Марту, которая наверняка была в шоке, как и все остальные. Она не шевелилась, не видела никакого вертела. Между тем девочки так мучились, что Патнэмы потребовали от Кори уйти. Состояние Мерси ухудшалось. Когда она тем вечером сидела перед пылающим камином, ее стул вдруг поехал прямо в огонь, словно его тащили невидимые руки. С трудом трем взрослым удалось спасти девушку. Один из помощников заметил на ее коже следы укусов. Припадки у Мерси продолжались до одиннадцати вечера.
Старшая Энн Патнэм [64], чьи дочь и служанка страдали от козней нечистой силы (уж эти две девицы точно не подпадали под определение, которое Коттон Мэзер в 1692 году дал женщинам: «люди, не поднимающие в мире никакого шума» [65]), сказала свое веское слово четыре дня спустя. Она была тем самым ребенком, который приехал в Салем вместе с преподобным Бэйли, первым деревенским пастором, когда он женился на ее старшей сестре. Теперь ей было тридцать, и за эти годы она потеряла ту самую сестру и брата. Прошлой
