Ему выделили для работы большое полуподвальное помещение. Здесь же Николай, с разрешения директора Дома культуры, оборудовал себе угол для жилья.
Звягинцев писал объявления, лозунги, афиши, плакаты… Платили ему за это талонами на питание в столовой для работников обувной фабрики «Скороход».
Зинаида Ивановна и Саша вошли в комнату с низкими потолками с узкими оконцами, откуда сюда едва проникал слабый свет серого питерского дня. Вокруг царил неописуемый беспорядок. Банки с краской, куски старого кумача, рейки, доски…
– Коля, у тебя опять беспорядок? – упрекнула Зинаида Ивановна.
– Нет времени, – вздохнул Николай. – Директор меня лично сегодня вызывал. Праздник уже, говорит, через несколько дней, а ты, Звягинцев, ещё не закончил транспаранты. Если через два дня не напишешь – уволю.
Среди этого хаоса в подвале существовало одно место, где был идеальный порядок: закуток, где жил Звягинцев. Он называл его по привычке «кельей». Здесь в углу висели иконы с горящей лампадкой, а на широкой деревянной лавке, служившей Николаю кроватью, лежал тюфяк, аккуратно заправленный серым шерстяным одеялом. На этажерке стояли зачитанные до дыр журналы «Церковные ведомости» дореволюционного издания. На столе из неструганных досок, покрытом белой скатертью, лежала старая толстая Библия с засаленной обложкой.
– Вот заходите в мою келью! Располагайтесь! Слава Богу, здесь у меня в мастерской сухо и нехолодно, – предложил гостям Николай.
– Коля, какой ты худющий! – воскликнула Зинаида Ивановна, всплёскивая руками. – Ты сегодня хоть ел что-нибудь?
– Сегодня? – задумался Николай. – Да, сегодня в обед щей горячих в столовой похлебал. Макарон поел с рыбой и кисельком запил.
– Ну, а здесь, дома, у тебя есть что-нибудь из съестного.
– Из съестного? – переспросил Звягинцев. – Яблочко одно мочёное осталось да хлебца четвертушка.
– Ой, Коля, Коля… – укоряюще покачала головой Зинаида Ивановна. – Вот тут тебе картошки варёной принесла, воблу, чая, сахару, хлеба белого…
– Зачем, Зинаида! – протестующе замахал руками Николай.
– Я лучше знаю, – отрезала Зинаида Ивановна.
– Дядя Коля, – вмешался в разговор взрослых Саша, – а что мы сегодня рисовать будем?
– Что рисовать будем? Я давеча думал об этом. Пошли, Александр!
– Пошли! – ответил с готовностью Саша.
Николай поставил мольберт у самого оконца, чтобы использовать скудный свет уходящего осеннего питерского дня. На колченогую некрашеную табуретку бросил свою старую рубаху, предварительно измяв её, а перед нею положил мочёное антоновское яблоко.
– Бери, Александр, другой табурет, он у меня в келье стоит, и садись. Вот это и рисуй! – распорядился Николай.
– Дядя Коля, а зачем это рубаху всю измятую рисовать? А яблоко я уже умею…
– Александр, ты должен научиться изображать складки
