больше не увижу и не услышу человека, ставшего для меня дорогим и необходимым, как мало кто еще, – все настолько ново для меня, что я никак не могу к этому привыкнуть, и произошедшее еще кажется нереальным»[79].
Считается, что потрясение от смерти Марии заставило Бисмарка отбросить свой прежний скепсис и обрести веру. Трудно сказать, насколько это соответствует истине; во всяком случае, дальнейшая биография выдающегося политика не дает оснований заподозрить его в ревностном благочестии. В то же время некая глубоко личная, внутренняя вера, убежденность в наличии высшей силы и вечной жизни у него значительно окрепла. Религиозное чувство и в дальнейшем было у Бисмарка весьма своеобразным и мало похожим на ту набожность, которая была характерна для пиетистов. Он часто читал Библию, но крайне редко появлялся в церкви. Кроме того, он не считал религиозные нормы основой для частной жизни и уж тем более для политической деятельности. Религия давала Бисмарку чувство уверенности в том, что мир вокруг него имеет некое разумное основание, цель и смысл, – уверенности, которой ему так не хватало раньше. Бог, могущественный и справедливый, был для него не советчиком и помощником в повседневных делах, а источником моральной силы, а также основой и оправданием существующего порядка вещей, с которым Бисмарк далеко не всегда был согласен внутренне.
Смерть Марии разом сдвинула с мертвой точки и отношения Отто с Иоганной. В декабре 1846 года они снова встретились в Кардемине; видимо, именно здесь молодые люди договорились соединить свои судьбы. Можно долго гадать, что происходило в душе каждого из них. По всей видимости, Иоганна действительно испытывала к Отто глубокие чувства. Много лет спустя, уже в старости, она однажды сказала, что никогда не была влюблена в своего мужа, но всегда любила его[80]. Что касается последнего, то о яркой и сильной страсти с его стороны речь тоже не шла. Для Бисмарка это был в определенной степени брак по расчету – не в финансовом, но в более широком смысле. Он увидел в Иоганне идеальную супругу, способную дать то, чего ему так не хватало: тихую гавань, домашний уют, уверенность и спокойствие. Человека, которому мог совершенно и полностью доверять. Это не значит, что их отношения были лишены эмоций. Бисмарк явно испытывал к своей избраннице привязанность и нежность, которая со временем переросла в настоящее глубокое чувство.
Однако решения самих молодых людей было мало для заключения брака. Бисмарку предстояло получить согласие родителей Иоганны. Здесь нужно вспомнить о том, что его избранница была единственной дочерью глубоко религиозного провинциального помещика. Репутация «бешеного юнкера», гремевшая во всей Померании, могла до крайности затруднить сватовство. Поэтому незадолго до Рождества 1846 года жених написал длинное письмо своему будущему тестю, которое считается его первым дипломатическим шедевром.
Задача, стоявшая перед молодым человеком, была непростой: ему предстояло убедить
GW. Bd. 14/I. S. 45.
