в самом начале «оттепели» журнал «Новый мир» опубликовал статью Абрамова «Люди колхозной деревни в послевоенной литературе». Статья очень смелая, резкая. Абрамов доказывал, что честных произведений о тогдашней деревне попросту нет… И в статье слышнее не филолог-литературовед, а автор пусть недописанной еще, но уже существующей честной книги.
На Абрамова обрушилась лавина критики, ему грозили увольнением из университета. Он был вынужден признать ошибочность своих высказываний, а через два года предъявил роман «Братья и сестры», который в редакциях журналов вызывал смятение и страх.
Публикация состоялась только через два года в ленинградской «Неве» и, как оказалось, роман пришелся ко времени. Десятки положительных рецензий и статей; роман издали отдельной книгой, выпустили в «Роман-газете», что было тогда очень почетно. Вскоре Абрамов сам ушел из университета и сделался, как принято говорить, «профессиональным писателем».
«Братья и сестры» стали первой частью эпопеи, которую он писал практически всю свою творческую жизнь – четвертая книга, «Дом», вышла за пять лет до смерти автора, в 1978 году.
«Дом» очень печальное произведение. С одной стороны, деревня окультурилась городской цивилизацией, стала богаче, а с другой – она гибнет. И физически, и нравственно. И финал страшный: родовой дом в буквальном смысле разрывают на две части – одна остается на месте, а вторую увозят…
Сегодняшнему молодому человеку читать романы Абрамова непросто. И слог часто непривычно обстоятельный, описания слишком подробны, и много примет канувшего в прошлое времени. Секретари райкомов, совхозы, сельсоветы… От многих слышал, что разобраться в этих приметах они не могут – и бросают чтение.
И украшают, и в то же время утяжеляют произведения Абрамова местные, диалектные слова. Их необыкновенно много, и не только в диалогах персонажей, но и в авторской речи. По сути, он писал на северном русском наречии. На восприятие этого наречия нужно настроиться, как на чтение стихов.
Вот, например, из романа «Три зимы и два лета»:
«Когда Михаил очень спешил, он обычно ходил задворками либо подгорьем. Потому что стоило ему показаться на улице, как бабы со всех сторон наваливались на него: этой поправь крышу, той подними дверь – каждый раз с боем и она сама, и ребята попадают в избу, а у третьей и того срочнее дело потолок „заходил“ над столом.
И он ладил крыши, поднимал двери, подводил всякие подпоры под прогнившие потолочины, отбивал и наставлял косы, рушил постройки на дрова. Да, оказывается, и эта работенка – наводить разруху на деревне – кое-какой сноровки требует. Крепко старики строили – пока бревно от сруба оторвешь, семь потов с тебя сойдет. В общем, его мужские руки нарасхват рвали безмужние бабы».
Кстати, в то время в литературе шла беспощадная борьба с диалектизмами, которые тогда презрительно именовали «провинциализмами». Авторов заставляли заменять их общепонятными синонимами. Абрамов был в числе тех немногих, кто отстаивал
