теряла остатки былого общественного значения, читательской популярности и внутренней творческой солидарности. Пообщаешься с народом, поинтересуешься его кругом чтения – и хочется честно сказать литературному сообществу финальной строкой из пародии Леонида Филатова на Евгения Евтушенко: „Все в порядке. Они про вас не знают НИ-ЧЕ-ГО!“»
И, по-моему, прав автор этих горьких строк: если писатели не интересны друг другу, то почему они должны быть интересны «народу»? А впечатление, что неинтересны, стойкое: мы почти не отзываемся на книги друг друга, по крайней мере, публично, а это молчание у «народа» означает то, что попросту друг друга не читаем. Зачем же читать ему, «народу»?
Начиная с Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова в писательском мире шла война. Эстетическая, идеологическая, а то одновременно и та и другая. Представители одного лагеря ругали представителей другого и наоборот. Часто ругань была несправедлива, убийственна, втаптывались в грязь настоящие большие таланты за «мракобесные», или «нигилистические», или «безыдейные» произведения. «Народ» (или немалая его часть) за этим следил посредством чтения журналов, книг.
Сейчас, последние лет пятнадцать, в этом мире царит пусть некрепкий, но мир. И – тишина. Благопристойная, вежливая тишина. Ни сердитых тебе статей, ни тенденциозных романов. Ни полемик, ни эпиграмм.
Народ наш со времен протопопа Аввакума, а может, и раньше, искал в книгах не столько повод развлечься, сколько источники смыслов и идей. Теперь он этого не находит. Передачи вроде «Однажды в России» или «Комеди клаб» стали таким источником. Вернее, гибридом того и другого.
Война – в том числе и литературная – жестокая вещь. Но без нее нет движения. Тишина и дрёма. И медленно сползание в могильную яму.
Февраль 2020
Деревенщик из тундры
В русской литературе есть феномен деревенской прозы. А вот как назвать то направление, в каком писали – по крайней мере начинали писать и обрели первую известность – Фазиль Искандер, Чингиз Айтматов, Юрий Рытхэу? Может, и не надо пристегивать к ним никакого термина – их книги, как и книги русских деревенщиков, о родной земле.
В марте одному из тех, кто воспел свой родной край, воспел не дифирамбами, а честными рассказами, сделал его близким миллионам читателей, Юрию Рытхэу, исполнилось бы 90 лет.
Он родился в 1930-м в далёком от столиц чукотском поселке Уэлен. С ранней юности мечтал о почти мифическом для него Ленинграде, хотел учиться в Институте народов Севера, о котором много слышал от бывавших на Чукотке исследователей.
На дорогу не было денег, и Рытхэу – имя и отчество, Юрий Сергеевич, выбрал сам, когда пришла пора получать паспорт, – пытался заработать их, нанимаясь в геологические партии, на рыболовецкие суда, в бригады зверобоев… Необходимая школа будущего писателя.
В 1949 году он все-таки добрался до города мечты, но поступил не в Институт народов Севера, а в Ленинградский
