молодой человек, – «их милость» уставилась на меня в упор. – Позвольте полюбопытствовать, куда же потом делись эти колдуны? Мы устроили тщательный обыск и не обнаружили их следов.
– Одного я убил, а второй удрал. Очевидно, воспользовался магией, – выпалил я, нисколько не задумываясь как это прозвучит.
Тем более я говорил правду, только правду и ничего, кроме неё.
Но мою правду подняли на смех.
– Ты?! Убил?! – сначала улыбнулся толстяк, а потом, не выдержав, схватился за бока и принялся от души хохотать, сотрясаясь всем телом.
Его веселье передалось остальным в этой комнате, кроме меня и Ларта. Безумный смех длился минуту, не меньше.
Успокоившись, жиртрес повернулся сначала к одному своему коллеге, затем к другому:
– Господа, лично мне всё ясно. У вас имеются вопросы к подсудимым?
Толстяки отрицательно помотали головами.
– Прекрасно. Тогда я выношу приговор обоим наёмникам. Вздёрнуть мерзавцев! Стража, уберите их отсюда.
– Сволочи! – в бешенстве прокричал я, вырываясь вперёд, но далеко продвинуться мне не дали. Эти стражники мух не ловили. Я сразу схлопотал по голове прикладом. Сознание не потерял, но в башке всё помутилось, глаза застила кровавая пелена.
Нас выволокли в тюремный двор, зачем-то разули, поставили босыми ногами на длинную скамью. Палач накинул на головы намыленную верёвку.
Я выяснил главное: обычай спрашивать последнее желание здесь отсутствовал, и, когда меня вздёрнут, некому будет предложить такое «ноухау».
До последнего не верилось, что это всё, что мне ничего не снится. Ну да, как в кошмарах на сон грядущий. Кому расскажи – не поверят. Решат, что тронулся.
Так не бывает. Этого не может быть и точка! Я, обычный студент, угодил хрен знает куда, стал наёмником, убил колдуна, а теперь топчу пятками деревянную скамейку, моя шея обвита толстой намыленной верёвкой. Сейчас скамейка упадёт, а я повисну, смешно дёргая лапками как та лягушка, что сбила сливки в сметану. Вот только воздух, каким бы густым он ни был, ни во что не сбивается. Физика, етить её!
А теперь биология на пару с судебной медициной. Если не изменяет склероз, умирают не от удушья, а от банального перелома шеи. При этом кишечник опорожняет содержимое.
Блин, даже мерзко думать о таком. Хотя… кому будет дело до моих грязных подштанников и той вони, что я начну распространять вокруг себя.
– Ларт, прощай, дружище, – выкрикнул я тому, кого уже начал считать другом.
Пусть он по возрасту годится мне в отцы, смерть уравняла нас.
– И ты прощай, Аретём! Не держи на меня зла! Не та этом, так на том свете встретимся! Осталось недолго.
– Я не в чём тебя не виню! Виноваты те сволочи, которые приговорили нас к смерти! – произнёс я.
Щека нервно дёрнулась. Моя дрожь не осталась незамеченной.
– Не бойтесь, – шепнул мне палач. – Смерть будет лёгкой.
