style="font-size:15px;"> Фиона снова просматривает свой телефон.
– Может, твой талант развивается, – рассеянно говорит она. – Может, он становится лучше с каждым разом, как ты ведешь себя как стерва.
– Фиона, я же сказала, что сожалею, и извинилась.
– Но не перед ними.
– О боже, Фи, успокойся уже! Ладно, извинюсь и перед ними. Давай поговорим о слепоте, ладно?
– Раньше я нравилась тем людям, Мэйв, – говорит Фиона. – Они неплохо ко мне относились.
Я напрягаюсь.
– И что это должно значить?
Она смотрит на меня сквозь полуприкрытые веки, словно я сама должна догадаться.
– Ты же читаешь мысли, – огрызается она.
Мне не нужно читать ее мысли. Подружившись со мной, она закрыла для себя некоторые дороги, отказалась от некоторых преимуществ, и теперь, хотя бы на минуту, хочет вызвать во мне чувство вины.
– Что ж, извини, что тебе пришлось променять популярность и обыденность на чудаковатость и необычность, – огрызаюсь я.
Это жестко. Слишком жестко. Но ведь, в конце концов, Фиона выиграла. Она будет сниматься в сериале, как раз потому что десять месяцев назад решила подружиться со мной. Предположение слишком нелепое, чтобы произносить его вслух, но Фиона все равно строго смотрит на меня, словно догадывается, о чем я думаю. Потом встает и говорит:
– Я ухожу.
Они обе уходят, и я остаюсь одна. Сижу и дрожу в мокрой одежде.
Никаких веских причин идти в школу у меня нет. Мы с Ро не договаривались о встрече; кроме того, этим я ничего никому не докажу. Но меня добивает как раз одиночество; меня охватывает паранойя и чувство нереальности происходящего, как будто вокруг одни ловушки. Я хочу найти что-нибудь реальное, настоящее, что-то принадлежащее и подвластное мне.
В конце концов мне становится так одиноко, что я готова скорее поговорить с призраками, чем вообще ни с кем.
10
Я НИКОГДА НЕ ПОНИМАЛА СМЫСЛА КЛАДБИЩ И ИХ посещения. Даже сейчас, когда почти вся моя жизнь связана с колдовством, меня немного тревожат некоторые пробелы в этой теме. Например, то, что меня совершенно не волнуют знаки Зодиака, или то, что на меня не производят никакого впечатления кладбища. Еще раньше, когда мы с мамой ездили на кладбище навестить бабушку, я ощущала некий холодок. Не потому что мне становилось жутко, а потому что вообще ничего не чувствовала.
Но сейчас, сидя в здании, которое можно было бы назвать склепом сестры Ассумпты, я кое-что понимаю. Кладбище может служить зеркалом, в котором отражается твоя собственная жалость к себе. Да, в каком-то смысле это жестоко, но именно это я и ощущаю: как будто упиваюсь всеми страданиями этого вечера, вспоминая умершую монахиню.
Я представляю, какие чувства испытывала она, когда в школу пришла Хэвен. Новоиспеченный сенситив, ученица на стипендии, девочка, которая должна привести в Килбег Домохозяйку. Наверное, сестра Ассумпта с облегчением подумала, что
