над головой. Он заговорил низким, волевым голосом:
– Я не убиваю тебя только потому, что не хочу развязывать эту чертову войну. – Его тон заставил ее вздрогнуть. От взгляда мужчины сводило желудок. – Но то, что я не могу причинить тебе вред, не значит, что я не стану этого делать.
Морана посмотрела на него, потрясенная силой его ненависти.
– Ты меня даже не знаешь!
Он молчал долгое мгновение, опуская руку, лежащую у нее на животе, все ниже, и сердце Мораны забилось чаще, когда ее охватила паника. Она стала сопротивляться, и его рука замерла чуть ниже пупка в жесте любовника, а не врага. Тристан Кейн пристально смотрел ей в глаза.
– У меня есть свои люди. Территория, которая принадлежит мне. Никогда в нее не вторгайся, – прошептал он ей в кожу, пригвоздив взглядом и с явной угрозой опустив руку ниже к бедру, отчего у Мораны подскочил пульс. – Помни об этом.
Какая наглость! От возмущения Морана принялась вырываться сильнее, дергая ногами.
– Ублюдок!
Он наклонился ближе, почти касаясь губами ее уха.
– Дикая кошечка.
Раздавшийся неподалеку звук шагов вынудил его отступить. Морана выпрямилась, а на лице Тристана Кейна снова застыла безучастная маска, будто он не наваливался на нее с угрозами и вовсе не был гнусным человеком. Морана встала на дрожащих ногах, ее грудь тяжело вздымалась, а глаза метали в него молнии. Она сжала руки в кулаки, а все ее тело тряслось от едва сдерживаемой ярости.
Данте вышел к ним и, оглядев ее с ног до головы, нахмурился.
– С тобой все в порядке?
Морана почувствовала, как задрожала челюсть, а сердце даже близко не успокоилось. Желание достать пистолет и пристрелить его было настолько сильным, что у нее чуть не подкосились колени. Тряхнув головой, она подняла подбородок повыше, выпрямила спину и сердито посмотрела прямо на него.
– Мне плевать, даже если вы оба захлебнетесь в крови.
Морана открыла дверь машины и посмотрела в глаза мужчины, который в мгновение ока довел ее до такого безумного состояния.
– Держись от меня подальше, черт подери.
Она увидела, как что-то промелькнуло в его глазах, но не отразилось на лице: то, что он успел скрыть, пока она не рассмотрела. Морана отвернулась, села в машину и задом выехала на улицу. Она ни разу не глянула в зеркало заднего вида. Ни разу не позволила себе сосредоточиться на чем-то, кроме руля, который крепко сжимала руками. Ни разу не позволила себе ощутить ничего, кроме стука крови в ушах.
Всему свое время. Настанет и ее час.
Возможно, не завтра. Возможно, и не послезавтра. Но в следующий за ним день. Или в тот, что будет за ним.
Однажды, когда-нибудь – поклялась Морана со всей яростью, пульсирующей в теле, от которой она сотрясалась, пока не перестала чувствовать пальцы оттого, что так крепко вцепилась в руль. С яростью, от которой ее тело пылало как никогда прежде, с яростью, что со стоном искала выхода.
Она
