осторожно высказался по Афганистану. Мол, слишком необычная страна. Надо нам очень осторожно с ней дружить. Как он заинтересовался!
– И почему ты так считаешь?
– Так Афганистан одна из немногих стран в мире, что смогла частично независимость сохранить от британцев, когда их могущество в девятнадцатом веке не знало пределов. А почему – потому, что Афганистан похож больше на осиное гнездо. Они там постоянно воюют между собой, сохраняя в результате высокий профессиональный уровень солдат и готовность сражаться до последней капли крови, но, если приходят чужаки, объединяются все, и бьют только чужаков. Уровень жизни очень низкий, терять особенно нечего, война у них национальный спорт. Очень важно избежать того, чтобы они нас своим врагом посчитали. Нет там практически пролетариата, крестьяне вообще несознательны, но убивать они и умеют, и любят. Так что они для нас сомнительный союзник, они еще при феодализме живут, а идеи коммунизма приобретают интерес для широких масс только, когда страна входит в стадию капитализма. В такой ситуации большой опоры среди населения социалистическому правительству снискать трудно.
Дипломат, конечно, заметно обалдел от моей манеры дискуссии и аргументов. Вряд ли ему раньше попадались студенты, которые с такой колокольни смотрели на разные страны. Но у меня была крохотная надежда, что, может быть, удастся заронить какие-то мысли в МИДе по поводу специфики Афганистана, и в 1979 году мы не пошлем туда войска. Ну а что? Раз случайно появилась возможность, почему бы не попытаться сделать что-то хорошее для своей страны?
Говорить достаточно свободно я не боялся. Вряд ли замминистра побежит меня завтра в КГБ сдавать, даже если и услышит что-то крамольное, с его точки зрения. Как ему потом сыну в глаза смотреть, если у меня начнутся проблемы и я догадаюсь, откуда у них ножки выросли, и скажу ему? Да и любую высказанную идею я обосновывал своими выкладками об экономических интересах СССР. Мол, интересы африканского или арабского пролетариата и крестьян это здорово, но для меня первичны интересы советского пролетариата и советских крестьян. Тут уже можно говорить о необычности идей, но не о поклонении перед американцами, или готовности предать страну.
Когда уже совсем стемнело, нас спросили, останемся ли мы ночевать или хотим вернуться в Москву? Переглянувшись с женой, не сговариваясь, решили ехать домой.
– У нас гости дома одни, – с сожалением сказал я. – Муж сестры приехать должен.
Нас отвезли на машине прямо к дому. Как я понял, это здорово упростило жизнь принимающей стороне. Если бы мы решили остаться до завтра, то водителю пришлось бы в один день два раза туда-сюда мотаться, все мы не поместились бы в одну машину.
Семен Николаевич Макаров, проводив гостей, сел с сигаретой на веранде. Маша с Витей ушли в одну из комнат особняка, и он вовсе
