вообще за кого меня считает?
Ясно, что у меня был культурный шок и не смогла ему противостоять.
Но он ведь не имел права меня выгонять? Квартира у нас куплена в браке, совместная собственность. Машины тоже. Коттедж он начал строить тоже после свадьбы – лето, престиж, все такое…
Меня все это мало волновало. Меня волновала наша дочь!
Ее я должна забрать! Я мать, в конце концов! И хорошая мать! А он…
Нет, Антон, конечно, любил Сашульку, но времени с ней проводил очень мало. Ни разу не гулял, даже если я по каким-то причинам не могла пойти. Ни разу не был с ней в парке или в игровых комнатах. Он и на море предлагал поехать без Сашули! А когда я стала настаивать, пригрозил, что вообще поедет один.
И поехал.
Тогда мне казалось это справедливым. Он много работал, ему надо отдохнуть.
Как будто я дома мало работала! Двадцать четыре часа с ребенком!
Он и няню-то мне предложил всего месяц назад!
И тут до меня дошло – а что, если он предложил взять для меня помощницу, потому что знал, что избавится от меня? Заранее все просчитал?
Нет, я, наверное, просто схожу с ума…
Господи…
Раздается деликатный стук.
Деликатный?
– Василиса… Ты там жива?
***
Я прочищаю горло, но ответить не в состоянии.
Блин… это же все равно, что занято кричать. Какой стыд.
– Василиса, я жду еще три минуты, потом зайду.
Он зайдет. Я прекрасно это знаю.
Хорошо, что тут есть раковина и зеркало.
Ой нет. Плохо. Очень плохо.
Смотрю на себя и понимаю, что я сейчас, как сестренка той Богини из обезьянника, только чуть помладше. Или… как дочка.
Лицо все опухшее. Под одним глазом фингал, под другим – скула почти фиолетовая. Нос распух от слез, губы обкусаны. Все лицо в потекшей косметике и грязи.
И Корсаков видел меня такую красивую!
Господи, помоги мне!
Мамочки мои…
А, собственно, что такого?
После того, что он в принципе видел меня тут, в отделении полиции, в обезьяннике…
Уверена, моё разукрашенное грязное лицо – это последнее, на что он обратил внимание…
Беру мыло, намыливаю сначала руки, смываю грязь, потом начинаю аккуратно тереть щеки. Больно. Но делать нечего. Не могу же я выйти к нему такой раскрасавицей?
И, собственно, почему именно к нему? Вообще выйти к людям с таким лицом, это…
Дверь открывается.
Как? Мне казалось, я закрыла?
Это уже неважно.
Бывший босс стоит в проеме, опираясь на дверной косяк. Смотрит на меня в зеркало.
Утешаю себя тем, что выгляжу чуть поприличнее. Смыла грязь и косметику.
