лизма последней трети XIX века, когда ведущие страны Запада сами вступили в период модерна в своем экономическом, социальном и политическом развитии. Кроме того, в этот период западный человек завершил процесс установления постоянных связей со всеми своими соседями по земному шару, включая обитателей самых потаенных уголков Азии, Африки и Америки.
Роль России в этой общемировой драме была уникальной, как роль ее протагониста и одновременно антагониста. Став объектом западной экспансии в XVI и XVII веках, Московская Русь отреагировала на это, позаимствовав у домодер-нистского Запада технические, военные и административные знания, которые ее правители, в особенности Петр Великий, считали необходимыми для обеспечения безопасности от своих западных соседей. Наследники Петра продолжали эту политику, пока в XIX веке самодержавие, значительная часть дворянства и бюрократии не сформировали в российском обществе абсолютно западную элиту. Однако идея всеобъемлющего радикального преобразования российского общества по образцу, намеченному французской революцией и промышленными революциями на Западе, привлекала лишь незначительную по численности и слабую в политическом отношении интеллигенцию. Но даже она до конца XIX века в целом отвергала индустриализацию. Российская власть до 1917 года так и не создала программы модернизации. Жизненно важные шаги в сторону модернизации, предпринятые после 1855 года, такие как освобождение крепостных и строительство железных дорог, были сделаны по необходимости робкими и ограничены уступками старого режима, который до самого конца больше всего боялся социальных и политических изменений.
Несмотря на исключительно традиционный и незападный характер русского общества, русское государство в XIX веке было значительно вестернизировано, чтобы противостоять если не экономическим, то политическим и военным угрозам со стороны нового империализма. Россия фактически сформировала на Дальнем и Ближнем Востоке и в Центральной Азии империю, равную западным державам. В отношении своих сухопутных соседей Россия была тем же, чем Запад был для своих заморских соседей – державой, технологическое и организационное превосходство которой делало их беззащитными перед ее экспансионистскими устремлениями. В допетровский период Московия по отношению к туркам и китайцам могла считаться в лучшем случае равной, но к XIX веку планы вестернизированного Российского государства в отношении Османской и Маньчжурской империй ограничивало скорее ревностное отношение западных соперников, чем оборонительные возможности обоих этих государств. В Центральной Азии к XIX веку мощь России тоже была практически непреодолимой. Начиная с 1820-х годов движение русских войск на юг от зоны сибирских лесов через засушливую казахскую степь в поисках безопасных границ и надежных соседей не прекращалось до тех пор, пока граница России не утвердилась в оазисах Центральной Азии. Одним из результатов этой экспансии стало подчинение Бухарского и Хивинского ханств их могучему северному соседу.
Бухара и Хива были единственными владениями последних трех русских царей, сохранившими местных правителей и существенную степень политической автономии. Высокое культурное развитие этих двух ханств (результат традиции, восходящей к VIII в. до н. э.) и их относительная политическая и социальная стабильность давали им преимущество в глазах Петербурга перед примитивными и анархическими племенными группами казахской степи и пустыни Каракум, которые были переведены под прямое управление России. В то же время Бухара и Хива не имели ни контактов с Западом, ни основы для национальных движений, которые могли бы угрожать доминированию России и, таким образом, как в случае с Польшей и Финляндией в конце XIX века, привести к лишению их политической автономии. Короче говоря, с точки зрения имперского правления Бухара и Хива были почти идеальными колониями, предоставлявшими все политические и военные преимущества для контроля и не требовавшими больших затрат как людских, так и финансовых для управления ими.
Вследствие того, что Петербург устраивало иметь сателлитов, а не подданных, Бухара и Хива гораздо меньше подвергались модернизационным влияниям (технологическому, индустриальному и интеллектуальному) нового империализма, чем другие российские колонии, которые, в свою очередь, сильно отставали в этом отношении от владений Британии и Франции. Фактически, чтобы защитить свои интересы в этих ханствах, власти Российской империи сознательно минимизировали эти разрушительные влияния, так что традиционная культура Бухары и Хивы в значительной степени сохранялась.
Падение старого режима в России в 1917 году кардинально изменило картину. Ориентированная на Запад интеллигенция взяла власть в свои руки и высказалась за радикальную модернизацию, затронувшую все народы прежней империи, хотя в жизненно важных вопросах конкретного характера и шагов этой трансформации согласия между либералами, сторонниками аграрного социализма и марксистами не было. Программа модернизации, спешно разработанная в первое десятилетие правления большевиков, была после 1928 года безжалостно реализована в Бухаре и Хиве, как и в других частях бывшей империи, и принесла с собой все преимущества и проблемы общества модерна в его коммунистической советской форме.
