отвернулась и пошла, постукивая каблучками и покручивая ягодицами. Опять я залип на ее прелести. Блин… Кто знает этого Сашка, когда у него в крайний раз баба была?.. Конечно, с таким торсом и такой физией их должно быть невпроворот, а вдруг он не так воспитан?.. Как говорится – до свадьбы ни-ни… Проводив училку алчным взором, я двинулся через перекресток, благо на допотопном светофоре загорелся зеленый и все, не успевшие миновать «зебру» транспортные средства – мотороллер, самосвал и троллейбус – притормозили.
На углу Ленина и Красногвардейской, где красовалась тусклая вывеска «ПЕЛЬМЕННАЯ», меня вдруг окружило подрастающее поколение. Шесть пацанов, лет четырнадцати, одетых еще хуже взрослых, по крайней мере – тех, которых я успел повидать. Треники с пузырями на коленях, растянутые застиранные олимпийки, кеды. Кудлатые, как дворняги. Глаза наглые. Обветренные губешки кривятся в ухмылках. То и дело сплевывают между зубов, норовя угодить мне на кроссовки.
– Дядь, а дядь, – издевательски процедил один из них – рыжий переросток мордой наглой и хитрой, – закурить не найдется?
Хм, как там у Макаренко, которого я отродясь не читал?..
– Отвали, шкет, – не отыскав в своей молодой памяти более подходящей педагогической формулы, изрек я. – Рак легких неизлечим, усек, Васек?
– Атас! – выкрикнул самый младший пацаненок, указывая замызганным пальцем куда-то позади меня.
И тут я совершил маленькую оплошность, которая простительна только человеку, еще не свыкшемуся с новым организмом. Я оглянулся, как последний лох. Кто-то из них пихнул меня. А другой рванул с шеи свисток. Миг, и вся ватага кинулась врассыпную. Я остался посреди тротуара, без свистка и возможности хотя бы надрать этому отродью уши. Не говоря уже о более действенных педагогических методах. Да и хрен с ними, невелика потеря. Пришлось махнуть рукой и топать дальше. А рыжего я запомнил.
Судя по малоэтажности застройки, Литейск городок маленький, на кривой дорожке сойдемся.
Дом тринадцать оказался банальной хрущевкой. Под бетонным козырьком единственного подъезда поблескивала треснутым стеклом вывеска «РАБОЧЕЕ ОБЩЕЖИТИЕ № 8». Вошел в прохладное нутро, отдающее запахом мокрых тряпок и махорки. Поднялся на один лестничный пролет. Открыл стеклянные двери и попал в небольшой вестибюль, перегороженный деревянной стойкой. Перед ней стоял стол, за которым сидела здоровенная тетка, обтянутая неким подобием гимнастерки и в берете на крашенных хною кудрях.
– А-а, пришел, студент! – приветствовала она меня, улыбаясь стальными фиксами. – Забирай свою торбу.
Вахтерша выволокла из-под стола большую, туго набитую сумку, с кривым логотипом «Адидас» – сразу видно, цеховики шили.
– Спасибо! – сказал я и заискивающе улыбнулся. – Не подскажете номер комнаты?
– Уже забыл, студент?
– Не студент – а учитель!
– Ну… учитель… Второй этаж, направо по коридору,
