со схожим. Обусловливались. Присели – все обычно, начало ни о чем, как и прежде. С летней тягостью скучая повествования об отдыхе в тропических, сравнивая прежний у океана. Скука в нем паутиною. Обсудили, пропустили, отжали, выдавали сарказма капли. Пустота. Обменялись колкими. Волна текста, следующая о делах тех и иных, перспективах выбраться, барахтающихся. Исчерпав возможные. Плавно переводя на прекрасное доступности тесного, миллионного мегаполиса.
Захлопнула. «Не обо мне? А я снова лечу. Лечу, маша крылышками, скучно мне надолго со встречными, за мгновения обнажаю их истину, скучна серость их истинного восприятия. Грустно. Но мой полет начинает забавлять меня, сравниваю себя с птицею. Чуть трудностей, но так легко прочь от грязи холода. Взяла у окошечка. Хочу выпить с газиками и спать. А после наблюдать за взмахами крыла белоснежного. Пора, пора… Не торопясь буду собираться – скоро объявят. Как ты там? Глади льда. С минусом? Холодно? Может, прилетишь? Прилетай, бери пса белобрысого и прилетай, мы с океаном по тебе соскучились. Окунемся. Звездочкой в золото пляжное. Побалуемся. Утонем с поцелуями. Будем бесконечно шутить и мять белоснежные. Размечталась. Снова. Бабочки там трепещут. Правда, прилетай. Так соскучилась».
Ноябрь
Веет холодом. Льет, мешаясь с льдинками. Бьет нещадный по щекам обветренным. Леденит в попытках погасить. Свойственно повторение бессмысленных историй. Кружит, кружит позаброшенный, последний, выцветший, еще с той осени. Жадно под внешний ворот, обращая тепло в гусиную. Чаще, чаще не хочется просыпаться в холоде. Скользко на замерзшей глади, веет холодом. Мнение стороннее редко интересует, в своем графике. Мурашки шершавыми конечностями шумят, пробираются. Настроение необузданное, галопом неуравновешенным, со сточенными подковами, с резиновой улыбкой вежливости натянута. По-прежнему заброшена, собственными пальцами обрушив крыши начала уюта, также по-хамски холодна, безразлична к чужому. Вызывая в ответ лишь хищное. Другие персонажи его чуланчика для тех других, чуть больше воспитанных, чуть более сдержанных, содержащих дольки ласки. Внешность в абсолюте второстепенна, до первой простыни, далее интерес исключительно к расставленным, наличию внутреннего содержания. Стерегу словосочетания с разумом, охотница вдолгую. Ожидаю, когда спустя тысячи дней без вздоха, способного спугнуть, отслеживая косвенно, чтобы не почувствовала запах присутствия.
Мелькают в приветствиях обители каменных, со своей выдуманной эксклюзивной энергетикой. В попытках вычурно сменить несовпадающее, применяя теорию вероятности к остальным, зашпаклевывая острые углы агрессии молчанием и напускной вежливостью. Привычка с прилавка сметать исключительно то, что напитывает в моменте, так, может, и должно быть? Высасывая остатки теплой энергии, чужих восторгов, возвращаясь в тишину берлоги. Теша себя одиночеством
