скрипел и показывал серый экран в черных точках, чем-то напоминающий круп орловского рысака, но после очередной нехитрой манипуляции Филиппа с антенной сигнал наконец попался в наши сети. Появилась четкая картинка и голос диктора зазвучал без хрипов.
– Только бы они на самом деле не устроили скачки по деревне, – ужаснулась я, переживая за лошадей.
– Не должны, – с уверенностью сказал Карен. – Пошумят и успокоятся. Нафталиныч прав, и должен отстоять свою правоту вместе с дрессировщиком и операторами. Те знают толк в красивой картинке и эстетике конского аллюра. Сделают так, чтобы снежные клубы вились из-под копыт.
– Точно как с ваших пальто, пока вы стояли на крыльце, словно два белых снеговика. А ну-ка давайте, раздевайтесь, у вас уже с рукавов капает, и садитесь за стол, – Тоня завертелась возле любимого парня. – Баба Груша испекла пирог с вареньем…
– Грушевым, – подхватила я с восторженной улыбкой, и снова будто бы язык проглотила, стоило Карену на меня посмотреть.
Мы оба с ним стояли, как пришибленные огромным снежным комом, на фоне бурного кипения жизни, которое олицетворяла воркующая влюбленная парочка. Смотрели друг на друга, и ничего не могли сказать. Слова застыли в горле или они даже не успели туда опуститься, застряли прямо в голове.
– Забавно, – Карен первым укротил непокорные слова, как дрессировщик – рысаков. – Грушевый пирог от бабы Груши… Думаю, его стоит попробовать.
Он сходил в коридор, чтобы повесить драповое пальто и шапку из пыжика. Шарф в большую зеленую клетку не снял, оставил обмотанным вокруг шеи на модный манер, как столичный пижон.
– Приступим к дегустации пирога, – Карен потер ладони, согревая и очищая остатками снега.
Мы сели на кухне пить чай за круглым столом. Тоня разлила по чашкам остывший до приятной теплоты кипяток, добавила каждому заварки из фарфорового чайника с отколотым на кончике носиком. Крошечная выбоинка давно потемнела и была похожа на родинку на носу человека. У Карена была небольшая родинка на лице, только рядом с носом, на правой щеке. В тревожном смятении я смотрела на его родинку, на носик чайника, и дружеский разговор проходил мимо моих ушей. Незваные воспоминания, неприятные ассоциации, все это завертелось, словно тонкая белая пенка от размешанного сахара в чашке чая. И телепередача, вместо того, чтобы отвлечь и развлечь, нагнала еще больше тоски.
В сводке международных новостей рассказали о необычном случае. Жил в американской глубинке простой трудяга Томас Фергюсон, у него было небольшое домашнее хозяйство и стадо овец. Мужчина сочинял веселые песни, мастерски играл на саксофоне и рояле. По выходным он выступал в клубе с маленькими концертами. Местные жители его любили за доброту и отзывчивость. Называли Старина Том, хотя ему еще и сорока лет не стукнуло. Однажды Том бесследно пропал с пастбища вместе со всеми овцами. Никто не смог его найти, а полгода спустя охотники обнаружили в логове койота рваные окровавленные трусы и погрызанные
