как ленивец, только тоскливец и грустивец. Особенно по ночам, когда все его обожающие девушки только и мечтают заполучить такого знатного парня в свои женихи, и нарожать таких же красивых и умных детей, еще и здоровых, и жить какой – то яхтовой жизнью посреди моря.
Лёха, Лёшка так не считает. Он считает звезды при луне каждую ночь и засыпает только под утро. Раньше он каждой звезде давал имя той девочки, которая волею судьбы оказывалась рядом с ним. И со временем имен у звезд становилось все больше и больше. Зоя, Вера, Ника, Мила, Варвара, Ирина, Надежда, Екатерина, Мария, Наташа… Таша…
Лёша – Таша… Лёха – Таха… Все дело в этом «ша»! Ду «ша», шала «ша», два «ша» пога. Лёша, наверное, любил Ташу, когда считал звезды по женским именам, да и сам об этом не знал. Таша возможно тоже любила Лёшу, когда он катал ее на яхте и устремлял свой взгляд далеко в море, где была ее линия горизонта.
Звезд на небе много, они ярко мерцают и крепко держатся за свою ночную свободу. Приятно смотреть на них, и на Лёшу, и на Ташу. Они в женском краю земли, где много мужчин и женщин.
Как – то раз пошел Лёшка в магазин за самыми вкусными булочками на свете, чтобы поддержать свои совершенные формы мужского организма. Двадцать пять лет, а мужские мысли о звездах не дают покоя с одиннадцати. Может быть, булочек надо было в детстве покупать больше? «Мааам! Я какой-то ненормальный? «Почему, сынок? Отчего такой вопрос, Лёша?» «Я много смотрю на звезды и много думаю о них!» «Вот видишь, как хорошо! Ты будешь знать астрономию и станешь астронавтом, и полетишь в космос. А я буду всем говорить, что ты мой сын, а я твоя мама!»
Лёшка рассмеялся, и уже тогда подумал…Эх, мама, мама, там другие звезды, а здесь мои… с именами…их много… Светлана, Елена, Тамара, Виктория, Евгения, Анна, Полина, Виолетта, Наташа, Таша… Наверное, другая…
В любимой булочной булочки закончились, а может их просто не завезли? Но это не важно, главное, чтобы они были, такие пухлые, розовые, мягкие, как … губы у той звезды из детства по имени Дарья.
Дарья, то есть Дашка – это такая томная звезда, у которой все углы под одним углом. И этот угол называется настроение с воодушевлением. Если танцует, то складки на юбке перебирает так, что даже самые отпетые хулиганы перестают ими быть на какое – то время. У Дашки очень красивые длинные рыжие волосы, которые кончиками собирают все огненно – красные точки мира, и сверкают, как углы у звезды на небе. Даша – хороший человек – друг, девушка – товарищ, милый нежный босячок – душа, но не «ша» пог в пару, хотя и Дашааа. Лёша – Даша…Только детство, тихие голоса мам, мяуканье кошки, закипающий чайник на плите, темная ночь и весеннее настроение с воодушевлением и предвкушение чего – то нового, неизвестного, но очень приятного.
Лёшке с Дашей хорошо, как яблоку в вазе, как дымке тумана в поле, как начинке в пирожке. Это странное ощущение дружбы с воодушевлением. Когда ты летишь по просторам двора, напевая песенку и тащишь по изреженной камнями и травой дороге, самокат для друга. Этот друг – не подруга, а друг. Озорной, шальной, игривый, с огромной дыркой на платье, в босоножках на разные ноги, со следами кефира в уголках рта, с гордо – победоносным видом и короной из газеты на голове. Это Дашка! Самый любимый Лёшкин девушка – товарищ! Воодушевленное неземное создание. Ей места, как звезде, на небе. Сиять, мерцать, мечтать и исполнять заветные желания людей. Но у Дашки, как у человека, у которого все, что появляется в руках, то горит и то гаснет, проблема одна – тоска вселенская. Лёшка это знает давно, но не грустит, а молча переживает это вместе с Дашкой. А тоска эта наступает у Дашки тогда, когда ночь такая звездная выпадает, и тогда слезки на лице у Дарьи начинают с таким воодушевлением капать, что под силу это выдержать, наверное, только луне. Она бело – желтая, бледная такая, спящая что – ли и способная поэтому пережить все, что только можно пережить в ночь при ней.
Лешка, как настоящий парень – подруга всегда помнит свое детство, в котором повсюду таскал свой самокат. Вот прямо волок его по дороге, а тот, как – будто упирался и ударял Лёшку задним колесом по ногам, то справа, то слева, как просил, что мол не хочу к Дашке, что она хоть и красивая по-своему, но грустно – нудная. Пусть громкая и несносная днем, но характер ведь, как часть души, никуда не денешь, потому как чужая душа потемки и звезд в ней трудно разглядеть. Самокат у Лёшки был старенький и видавший виды со времен папиного детства. Лёшка бы и сам на нем покатался бы, да неохота вообще движение делать. То ли дело, Дашка. Ей всегда куда – то надо, а толку? Встанет на самокат, да как начинает мельтешить туда – сюда, сюда – туда, и в глаза ее посмотришь, а там ровно так, воодушевленно, но ровно. Как – будто она в закоулках своей девичьей души кого – то оплакивает и сама себе ума дать не может. Вот так и говорит, что вези, Лёшка, свой самокат, буду кататься пока без сил не упаду, а если меня не станет, то ты плакать будешь. А Лёшка слушает все это и стоит, как вкопанный каждый раз и верит, что так и будет, а плакать не хочет. И думает, чего плакать, если Дашка не разобьется. Земля не для этого, а вот в небе, как звезде разбиться можно.
Дотащит Лёшка самокат, а Дашка так
