Шварц. – Я – вдовец.
– Что вы говорите? – нахмурилась она. – Нынче утром я беседовала с мадам Штанцер в саду.
– Аспазия, – рассмеялся он. – Женщина, которую вы считаете моей женой – моя экономка. Я овдовел семь лет назад.
– Шварц… – Аспазия прижала руку к груди. – Но почему, почему вы ничего не сказали мне? Почему?
– Боялся, что вы прогоните меня, – признался он.
– Как глупо, – вздохнула она. – Почему вы решили, что я вас прогоню? Разве я могу прогнать человека, который мне дорог, которого я… – она прижала ладонь к губам, испуганно посмотрела на Шварца.
– Так, так, так, Аспазия, почему вы замолчали? – спросил Шварц, убирая руку Аспазии ото рта. – Прошу вас, договорите то, что хотели сказать.
– Которого я… люб-лю, – прошептала она. Он крепко обнял её, прижался к пылающей щеке, сказал:
– Аспазия, вы сделали меня самым счастливым человеком на планете. Подумать только, пятнадцать лет потребовалось, чтобы услышать единственные нужные слова, в которых заключен смысл моей жизни, смысл нашей будущей жизни, Аспазия…
Симона и Шарль подъехали к цирку в кожаном ландо, запряженном четвёркой шоколадных лоснящихся лошадей. Матильда выронила из рук ведро с водой, замерла, наблюдая, как, одетый в светло-золотой костюм, Шарль поддерживает под локоток девушку, одетую в чёрное платье-капкан. Как они неспешно идут к балаганчику клоунов, как приплясывают Лелэ и Бебэ, как они хлопают по спинам лошадей, усаживаются в коляску и уезжают.
– Папа, папа, ты видел? – запоздало крикнула Матильда, со злостью отшвыривая ведро.
– Что случилось? – выбежав на её крик, спросил директор цирка. Матильда махнула рукой в сторону удаляющегося ландо и затопала ногами.
– Что всё это значит? Что за самоволие в твоем цирке? Они что, хотят сорвать представление?
– Не волнуйся, дорогая, – Рудольф Велзер попытался улыбнуться. – Они вернутся. До представления ещё четыре часа.
– Всего четыре часа! – крикнула Матильда. – Что ты будешь делать, если они не вернутся? Если они вообще не вернутся в твой цирк?
– Я что-нибудь придумаю, – неуверенно проговорил директор, направившись к балаганчику клоунов.
Он понимал, Матильда права – случилось непоправимое: он потерял своих лучших клоунов. Он знал, что это произойдёт рано или поздно. Он был готов к этому с того самого момента, когда к нему зашёл высокий господин и оставил годовую выручку только за то, чтобы малыш Бенош не менял свой сценический псевдоним. Если бы они не сорвались с места в тот же день, то он мог бы остаться без клоунов уже пятнадцать лет назад. Немалый срок – пятнадцать лет. Где они только не побывали за это время…. Он сколотил себе приличное состояния, выдал замуж Матильду. Что ещё нужно?
Рудольф Велзер уселся перед зеркалом, нацепил на голову рыжий парик, улыбнулся:
– Мне нужен цирк, потому что он – вся моя жизнь. Без него я умру. Только здесь в цирке
