он выскочил с кустов
И разорвать Шакала был готов.
Уж как юлил тот перед Львом:
– Я это говорил о льве другом,
Тебе готов служить до гроба,
Не убивай меня ты, ради бога!
Уж больно жалок видом был,
И понемногу Лев остыл.
Себя унизить Льву негоже,
А на Шакала быть похожим
Зазорно Льву, и потому
Шакала отпустил он подобру.
Не приближал к себе потом, —
Шкала презирали все кругом!
Я не сужу Шакалов строго,
Таких Шакалов в жизни много.
Пред силой голову склоня,
Но как рычат зато без Льва!..
ГОЛОС СВЕРХУ
Поутру в хоре птиц
Один несчастный голосок
Едва пищал
И требовал вниманья.
Чирикал – цыц!
И делал он подскок,
Вопил, что сцена маловата
И слушатель не тот.
Откуда будет пониманье?
Ворона нехотя
Уселась рядом с ним.
Но этот писк! —
И голоса не слышно.
Взмахнув крылом одним,
Едва не раздавив птенца,
Прокаркала: – У нас там
Наверху все вокалисты!
И даже я имею вес,
Лишь потому, что высоко летаю.
Послушай, как пою,
Достойна я венца,
Какое «Кар-р!» – сыщи весь лес,
Найдёшь такую лишь одну,
И это все прекрасно знают!
Крылом махнула,
Ещё раз каркнула,
И ей ответила другая,
Такая ж бездарь, как она.
За ней ещё, ещё и…
Пенье птиц в
Вороньем гвалте утонуло
И растворилось без следа.
От высоты полёта
Не станет голос лучше,
Но с высоты и соловья
Пытаются учить.
Таких птенцов и воронья
Хватает повсеместно,
Бывает, горе от ума,
Но и по голосу узнаешь место!
ОБЕЗЬЯНА
Поутру как-то обезьяна
В зеркале увидела себя.
И та, другая, без изъяна,
А кто такая? Это же не я!
И любопытство взяло
Узнать об обезьяне той,
И как могла её кривляла,
И прыгала, и топала ногой.
А та как будто не пугалась
И повторяла всё за ней,
И даже где-то показалось,
Что становилась всё наглей!
Гримасы так же ей дарила,
В ответ махала кулаком —
Порядком обезьяну разозлила,
И
