авить тебя передумать.
– Всего лишь двенадцать часов, – посмотрев на наручные часы, уточняет Клэр. – Поверить не могу, что нам осталось так мало!
– И это если мы не будем ложиться спать.
– Мы точно не будем тратить это время на сон, – говорит Клэр, вытаскивая из кармана платья сложенный тетрадный лист. – Нам столько всего предстоит сделать!
Эйден поднимает бровь:
– Надеюсь, это не список причин, по которым нам стоит расстаться…
– Нет. – Клэр протягивает ему листок и наблюдает, как он с озадаченным видом пробегает глазами по пунктам. – Просто решила, что нам нужен план.
– И это он?
Она кивает:
– Да.
– Ладно, – сделав глубокий вдох, говорит Эйден. – В таком случае, думаю, нам пора выдвигаться.
Они вместе направляются к машине, но Клэр вдруг резко останавливается на полпути. Ее охватывает необъяснимое волнение, и сердце начинает биться чаще. Она поднимает глаза на Эйдена – в них отражается легкая паника.
– Это какое-то безумие!
– Что именно?
– То, что завтра мы уезжаем, – отвечает Клэр, и ее голос поднимается на несколько октав. – Что спустя столько времени нам осталось всего лишь двенадцать часов. Я имею в виду… мы наконец здесь, понимаешь? В конце пути.
– Или в начале, – замечает Эйден.
Клэр ничего не отвечает. Она отчаянно хочет верить ему, но сейчас, когда впереди их ждет нечто настолько значительное, это кажется невозможным.
– Доверься мне, – говорит Эйден, протягивая ей руку. – За двенадцать часов много чего может произойти.
Остановка первая
Старшая школа
18.24
Эйден не торопится поворачивать ключ зажигания, и Клэр на мгновение позволяет себе вообразить, будто они сейчас собираются ехать на ужин, или в кино, или еще куда-нибудь – обычная беззаботная поездка, как раньше. Кажется, все их вечера всегда так и начинались: они сидели в пыльной «Вольво» Эйдена и решали, чем заняться.
Но сегодня все по-другому.
Никакое это не начало. Сегодня все закончится.
Рука Эйдена все еще висит над ключом, и Клэр опускает глаза на лист бумаги, лежащий на ее коленях. За то короткое время, что занимает дорога до дома Галлахеров – а за последние два года Клэр проходила ее тысячи раз, – она складывала и раскладывала его так много раз, что он стал мягким и мятым.
– Может, нам просто смыться? – говорит Эйден, косясь на Клэр. – Махнем в Канаду.
– В Канаду? – приподняв брови, переспрашивает она. – Мы что, в бегах?
Он пожимает плечами:
– Ладно. Тогда давай в Висконсин.
Клэр кладет руку на его рыжеватый затылок, недавно подстриженный. Из-за этого он почему-то выглядит старше.
– Я уезжаю рано утром, – мягко говорит она. – Вещи уже в машине. А ты улетаешь в полдень.
– Помню, – не глядя на нее, отзывается Эйден. Он пристально смотрит на закрытую гаражную дверь. – Но в том-то и смысл – давай никуда не поедем.
– Не поедем в колледж? – с улыбкой спрашивает Клэр и опускает руку.
– Ну да, – кивая, говорит Эйден. – Кому это нужно? Лучше вместе сбежим. На год иди два. Начнем новую жизнь. В другой стране. А еще лучше – на необитаемом острове.
– Тебе очень пойдет юбка-хула[1].
– Я серьезно! – говорит он, но Клэр знает, что это не так. Просто ему, в точности как и ей самой, ужасно грустно и жутко волнительно. Сейчас ни в чем нет уверенности – ведь они вот-вот пересекут невидимую линию, которая разделит их жизни на «до» и «после».
– Эйден, – тихо зовет его Клэр, и в этот раз он поворачивается к ней. – Это случится. Завтра. Несмотря ни на что.
– Знаю, – отвечает он.
– Поэтому мы должны решить, что нам делать.
– Все верно, но…
– Нет! – перебивает Клэр и протягивает ему тетрадный лист. – Хватит разговоров. Мы обсуждали это все лето, но так ни к чему и не пришли. Мы продолжаем ходить по кругу: остаться вместе или расстаться, остаться вместе или расстаться…
– Остаться вместе, – чуть улыбнувшись, заканчивает Эйден.
Клэр смеется.
– Мы безнадежны. Так что никаких больше разговоров. Давай уже поедем, ладно?
Эйден
Традиционная гавайская юбка (здесь и далее примечания переводчика).
