тебя не обидит. И я высажу тебя там, куда ты пожелаешь отправиться.
Теперь покраснела она.
Из подошедшей к причалу лодки поднялся Аристид. Странная сцена привлекла его внимание, и он с интересом наблюдал за ее развитием.
– Я даю тебе слово, – сказала Фетида.
Кимон кивнул и повернулся, чтобы поприветствовать архонта:
– Рад видеть тебя целым и невредимым. По правде говоря, в какой-то момент я даже немного обеспокоился из-за непогоды.
Аристид присмотрелся к обоим афинянам. По всему причалу, разгоняя мрак, загорались масляные лампы. Старик понял, что у этой пары какие-то свои дела, которые нисколько его не интересовали и вникать в которые у него не было ни времени, ни желания. У юных свои проблемы, и, может быть, все дело в присутствии этой поразительной молодой женщины, которая потупилась при его появлении. По какой-то причине – может быть, потому, что из-за Кимона его гребцы включились в безумную гонку, но так и не пришли первыми, – Аристид почувствовал, что вся компания вызывает у него раздражение.
– Как я уже сказал, мы едва ли не последние. Перикл, твой отец надеется увидеть тебя перед завтрашним собранием. Передать, что ты зайдешь к нему?
– Конечно, – ответил Перикл и с удовлетворением заметил, что Фетида посмотрела на него с интересом.
Кимон указал на заполнявшие бухту и порт корабли. Такое нашествие остров Делос видел впервые.
– Ты не сказал, зачем нас призвали, архонт Аристид.
– Правда? Я думал, что сказал.
Старик потер подбородок, подбирая слова:
– Мы здесь, чтобы принести союзническую клятву. Если нападению подвергнется кто-то один, остальные обязаны вступить в войну. В этом суть дела. Этому нас научили Саламин и Платеи. Выстоять в одиночку не может никто, даже Афины. Но вместе мы одолели древнюю империю. Союз будет скреплен торжественной клятвой, запечатленной в железе. Один язык, один народ.
Перикл окинул взглядом корабли, пришедшие из тридцати или сорока городов и областей, но, как ни щурился, как ни всматривался в даль, так и не увидел тех, кого искал. Он видел их при Саламине, когда, стоя на дюнах, наблюдал за разворачивающимся сражением. В тот день они были в красных плащах.
– А где Спарта? – спросил он.
Аристид скривил рот, как будто высасывал кусочек хряща, застрявший между передними зубами.
– Эфоры отказались от нашего предложения, хотя твой отец лично ездил туда и пытался их убедить. Путешествие измотало его… – Аристид махнул рукой. – Такие гордецы, так высокомерны, хотя и не без основания. И все же вопрос слишком важен. Я сам сделал все, что только мог. Жаль, но мы обойдемся без них.
Кимон покачал головой. Он восхищался спартанцами больше, чем кто-либо другой, и даже взял за образец некоторые их приемы – в частности, установил жесткую дисциплину в собственной жизни, чего раньше ему определенно недоставало. На поясе у него висел спартанский нож-копис, которым можно было и срубить небольшое дерево,
