всё заживёт», – ответил сын и поцеловал мать в щеку. Заметив, что настроение у брата хорошее, к нему подошли и сёстры. «Не надо было, братка, на этих извергов налетать. Обухом плеть не перешибёшь», – произнесла мудрые слова Мария и обе сестры с двух сторон обняли Василия.
Завершив поздний завтрак, Губин-младший надел зипун и направился в сторону моста, к своему старшему товарищу Колосову Ивану. Несмотря на внешнее спокойствие, в его груди до сих пор клокотало негодование, а в голове роем пчёл жужжали мысли. Проходя мимо волисполкома, прямо перед ним на небольшой площади, он заметил человек двадцать женщин, которые, крича и плача, наперебой обращались к человеку в кожаном пальто, мохнатом треухе на голове и обвешенному холодным и огнестрельным оружием. Василий подошёл к ним ближе, и всмотревшись в лица, понял, что большинство из баб являются жёнами красноармейцев, воюющих на востоке Сибири с остатками белогвардейских банд. «Ты скажи, комиссар, как нам дальше жить? У нас дети пухнут от недоедания, а ваши подчинённые последний хлеб из наших сусеков выгребают. За что же наши мужья кровь свою проливают? Неужели за советскую власть, которая их детей до голодной смерти доводит? Почему мы должны кормить тех, кто в Рассей воду мутит и её лучших сынов в братоубийственную войну бросает?» – кричала Нюра Сидорова, мать пятерых маленьких детей. «Но, но. Ты говори, да не заговаривайся! Нет другой цели у коммунистов-большевиков, как сделать свой народ свободным, счастливым и богатым», – строго взглянул на Нюру комиссар. «Три года уже прошло, как коммунисты взяли власть! Что-то не очень мы чувствуем себя свободными. Даже колчаковцы с нами так не поступали, как вы. Гребли, конечно тоже всё, что под руку попадалось, но хоть какую-то, да меру знали. А сейчас ваши псы совсем совесть потеряли. Даже куриц и тех у меня повылавливали», – взъелась Аксинья Колесникова. «Ты, чо, баба, по нагайкам колчаковских карателей соскучилась? Да тебя за такие слова арестовать надо и в Ишим отправить!» – пригрозил комиссар. «А забирай! Хоть сейчас, прямо здесь, забирай! Только четверых детей моих да родителей мужниных не забудь в казённый дом устроить. А если вернётся с войны домой Николай, то ты сам ему и расскажешь, за что его всё семейство туда отправил», – решительно заявила Аксинья и грудью вперёд пошла на комиссара. Подхватив её порыв, следом двинулись и остальные женщины. «Вы – чо, на упродкомиссара напасть хотите? Да я вас всех под трибунал подведу. Бунтовать вздумали? А ну, подайтесь назад!» – взревел комиссар и вырвал из кобуры револьвер. «Стрелять будешь? На, стреляй! Только не промахнись!» – раздался пронзительный голос Колмаковой Анны, которая, повернувшись к комиссару задом, задрала вверх по пояс подол юбки и всё, что было под ней, и нагнулась. Комиссар от изумления открыл рот, затем развернулся и одним прыжком взлетел на крыльцо. «Что, испугался? Неужели она у меня такая страшная? А мужу моему нравится!» – добивала она словами бравого комиссара. В это время на крыльцо из избы выскочил Зайчиков, и не совсем понимая,
