ятаться. Молчать, тихо ходить, готовить себе еду из того, что нашлось в холодильнике, или есть сырое. В школе тоже было страшно, но хотя бы не больно.
Лазарь быстро учился новому. Он считал, что ему повезло: он умел запоминать всё сказанное с первого раза. Наверное, потому что страшно было просить повторить или обратиться за помощью.
В четырнадцать Лазарь начал расти – в прямом смысле вытягиваться вверх, оставаясь долгое время тощим, и ко всем придиркам матери добавились ещё претензии, что ему необходимо покупать новую одежду.
Мать невероятно дорожила общественным мнением: Лазарь должен был выглядеть прилично. А синяки… Какие мальчишки не ставят синяки, когда гуляют?
Гулять, правда, Лазарь боялся. Шёл из школы к дому, заходил в квартиру и наслаждался несколькими часами тишины, вздрагивая от любого шороха. Противоречие убивало, но он не мог не признавать, что без матери ему дома спокойно.
Но страшно.
Лазарь впервые постарался побороть свой страх в шестнадцать. Когда успешно сдал в школе все экзамены (он выпил столько успокоительных, что потом проспал сутки) и подал документы в университет в другом городе.
Колени подгибались, едва Лазарь вспоминал, что его могут принять, и придётся уезжать в другой город, в другой мир, заводить новые знакомства, искать жильё, работать…
Но оставаться дома с матерью он больше не мог и не хотел. Ненависть к этой женщине разливалась острейшим ядом по венам, и Лазарь, ростом почти догнавший два метра, боялся, что убьёт её, если она снова поднимет на него руку.
Садиться в тюрьму из-за этого он боялся ещё больше.
Он сумел поступить, набрав самый высокий балл. Получил стипендию, место в общежитии и выдохнул. Одиночество ему больше не грозило – в их комнате всегда кто-то был, и это была не его мать. Соседи – шумные, активные, яркие – заставили Лазаря прятать даже сам факт, что он чего-то боится. Учёба отвлекла от мыслей о прошлом, привычные, как давно сросшийся перелом, страхи были с Лазарем постоянно, но в итоге он сумел научить себя не обращать на них внимания.
Самыми яркими страхами остались два: высота и темнота. По-отдельности их Лазарь не боялся, потому что, когда он видел землю, он был спокоен. Когда земля терялась в темноте, а он знал, что она должна быть там, на уровне трёх-шести метров, Лазаря накрывала мощная волна паники. Парализующая волна, которая мешала дышать.
Он старался не подходить к окнам, не выходил на балкон – даже когда звали покурить с друзьями, уж тем более, не забирался на крышу.
Окончание университета, выбор места работы, работа и первые отношения. Девушка ему нравилась, он планировал когда-нибудь жениться на ней, но не срослось: Снежка оказалась ветреной, и в её планы свадьба не входила. Потом было ещё несколько попыток, после чего Лазарь оставил себе мимолётные интрижки, не привязываясь ни к кому – в этом случае не так неприятно терять.
Первое повышение на работе, потом ещё одно – Лазарь привык отдавать работе всего себя, – и в двадцать три года он занял место заместителя начальника своего отдела. Большого отдела, на тридцать человек.
Старая знакомая организовала вечеринку в честь этого события. Она же вытащила Лазаря на балкон – пошептаться. На горизонте угасало солнце, внизу Лазарь различал далёкий асфальт (двадцать третий этаж – не шутки!) и потому был совершенно спокоен.
Разговор, внезапные поцелуи, потом смущение, и знакомая нырнула обратно в квартиру: «Я принесу что-нибудь выпить», а Лазарь, расслабленный и одурманенный приятными ощущениями, опёрся на перила. Солнце продолжало садиться, внизу постепенно темнело, и Лазарь начал ощущать противный холодок страха между лопаток. Горло перехватило на короткое мгновение, и тогда он решил вернуться.
Перила хрустнули.
Лазарь рванулся назад, но поскользнулся на кафельному полу балкона и, подобно неловкому ныряльщику, оказался в свободном падении.
Он не сдерживался: страх поглотил всё. Мысли, чувства, будущее и прошлое. Страх пробудил в груди крик и бешеное желание жить. Только это никак не могло спасти Лазаря.
…Живой!
Он сначала даже не осознаёт себя. Не может вспомнить ни имени, ни даже как думать. Не может ничего, но затем…
Живой.
Он открывает глаза, и видит свет фонаря. Рядом люди – много людей, они охают, ахают, кто-то судорожно кричит, а кто-то плачет.
Лазарю больно, но боль уходит практически сразу. И тогда он садится.
Горло саднит от дикого крика, но и только: других ощущений, которые должны были бы возникнуть от падения с такой высоты, нет.
Его пытаются уложить обратно, визжит сиреной скорая,
