кто, но в вечернем выпуске «Хельхейм газетт» об этом большущая статья на первой полосе, а завтра и остальные, конечно, перепечатают! Да еще и с вашими портретами – голову даю на отсечение!
Я смежила веки, воображая, в какой ярости будет Ингольв. Впрочем, плевать!
– Что еще? – Голос мой звучал тихо и устало.
– А вам мало, голубушка? – почти искренне удивился инспектор и посоветовал серьезно: – Слухи уже, конечно, не остановить, но держались бы вы от этого дракона подальше, голубушка!
– Благодарю за совет! – едко ответила я. – Только, боюсь, я не стану ему следовать!
Лицо инспектора Сольбранда выглядело серым от переутомления. Он потер покрасневшие веки и глотнул еще вина.
– Дело ваше, голубушка! – пожал плечами он. – Но вашему мужу это не понравится.
– Мужу?! – переспросила я слишком громко. – Какое дело до меня Ингольву? Его не касаются мои отношения с кем бы то ни было! Слышите?!
– Слышу, – согласился инспектор, и от его прохладно-лавандового сочувствия мой запал разом угас. – Это, конечно, ваше дело. Я только хотел вас предостеречь.
– Спасибо. – Я заставила себя говорить ровно. Потом встала и, нащупав склянку с успокоительным, отмерила двойную дозу. Глотком выпила противную на вкус жидкость и устало подумала, что много раз предостерегала пациентов не превышать количество лекарства, а теперь сама грешила тем же самым. Впрочем, сейчас мне нужно было спокойствие – пусть заемное и временное. – Я понимаю, что вы руководствовались самыми лучшими побуждениями.
– Конечно, голубушка, – кивнул инспектор, потом вдруг взял меня за руку и заглянул мне в глаза. – Голубушка, я на вашей стороне! Но что я могу сделать?
– Ничего, – согласилась я, пожимая в ответ его теплые пальцы.
– И все же, что там за история с духами? – припомнил инспектор. – Мне просто страсть как интересно!
Подозреваю, он просто пытался довольно неловко перевести разговор на более безопасную тему, однако в тот момент я была ему за это благодарна.
– Давайте расскажу по дороге! – предложила я.
– По дороге куда? – поинтересовался инспектор, с готовностью вставая.
– Увидите! – усмехнулась я.
Выйдя из «Уртехюса», я ненадолго остановилась, жадно глотая морозный воздух. Боль и гнев переполняли меня, грозя вскипеть и выплеснуться, словно молоко на плиту. Сейчас мне впору самой себе прописать длительное лечение на водах или, скажем, на морском побережье. Вспомнилось море – голубое, опалесцирующее под светом луны, теплое и ласковое. Море в Хельхейме сурово, под стать здешней земле. А летом в Мидгарде оно мурлычет и ластится к ногам, как ласковая кошка… Боги, милосердные мои боги, неужели я никогда больше его не увижу?! Боль полоснула по сердцу, не давая вздохнуть. Ингольв никогда не отпустит ни меня, ни Валериана. Так что я прикована к этим суровым местам ржавыми кандалами долга. И совсем как этот остров, живу на хрупкой грани между ледником
