острова по карте, нарисованной на ресторанной салфетке. – Есть ли цена у вашего сокровища? – Балет для меня как прозрачное стекло, я понимаю, что и почему. – Место женщины на кухне. Если она иногда оттуда выползает, то надо укоротить цепь. – Два раза с футбольной командой! – А я ей говорю: хочешь подружиться с моим слонёнком? – Вчера с мальчиком одним заходим, он такие истории прикольные рассказывает, он с Васильевского сам. – А я была на даче. – Мне снилось, что Ленка Семёнова родила глаз, гнойный, и вместо зрачка в нём – металлический шар. А хотела ребёнка. – Она была пьяная. – Приехали часов в пять в посёлок Весёлый. Окна разбиты, дождь полыхает, шакалы воют. – Куда?.. – Она на моём уе вертится, а я спрашиваю: кто ты такая? – Ты думаешь, как делается искусство: кружевное жабо, белые манжеты, человек торжественно входит в комнату, закрывает дверь и – приступает?
– Америку открыл Колумб, Америка – страна залуп, Америка – томатный сок, Америка – звезды кусок! – гнусавил, свесив ноги с подиума, старую дворовую песенку мой опохмелившийся площадной визави, и зал подхватывал:
– Это не буги, это не джаз, это три негра грызут унитаз!..
Когда негры изгрызли унитаз, прилетели голуби.
– Тише, дети, бога ради тише, голуби целуются на крыше, это же сама любовь ликует, голубок с голубкою воркует!
– А там вдали, у реки, где горят фонари и святые на сбор собираются, они горькую пьют и на бога плюют и ещё кое-чем занимаюцца!
– …Куда рвётся твоя душа? что ищет в городе детства?
– Почему не сжёг картонную коробку, в которой топот по тёмному школьному коридору с прижатой к сердцу холодной бутылкой дармового молока, зеленые морские стёкла, морские камешки и химеры, химеры, рассыпающиеся, чуть тронь, – в прах.
Брюлики слезинок, говоришь? эфемериды? нарастающая энтропия вселенной? босоногое, блядь, детство?
Солнце было зелёным, а глаза у крокодила – ресницы зари. Медведица У всходила в своё время и выводила своих деток. Первые рисунки – углём на белённой известью стене мастерской и окрестных камнях, были скелеты и всякая дрянь, кости и кожа, маленькие лапки, мышиные крылья, крики, и визг, и кровь, и обжорство, и вонь.
– Отвратительные вы какие-то, – сказал художник, и ледник стёр всё.
Когда снег растаял, в живых из первых чудовищ остались одни крокодилы. Но, говорят, в самых холодных озёрах, в горячих песках, в тёмных таёжных берлогах и где-то в горах до сих пор водится эта первая первосортная нечисть, изумляя искателей приключений и наших сибирских мужиков: «Глянь, эку невидаль подстрелил, еле допёр, вонючая тварь, склизкая…»
Он вздохнул и на чистом листе нарисовал чёрную птицу, мазнул жёлтой кисточкой клюв, – получился дрозд.
Он нарисовал цветы и деревья, дикобраза и рыбу-молот, богомола и восьминогого паука.
