знаешь! Это твой излюбленный прием – найти повод обидеться и под таким подливом замолчать.
– Под соусом, а не подливом, молодой человек, – улыбнулся Моисей Хаймович.
– Да? А какая, на хрен, разница?
– Так был он военным или нет? – наступал Федор.
– Сказать, что он совсем не был военным, было бы неправдой. В молодости все несли воинскую службу, каждый в свое время. В память о службе было модно наносить татуировки на предплечье с эмблемой вида войск, в которых служил. Так вот, если вам удастся с ним когда-нибудь встретиться, опознать его вы всегда сможете по знаку на плече: парашют, под ним самолетик и три буквы: ВДВ.
– Ты хочешь сказать, что он до сих пор жив? – сглотнул я слюну.
– А почему бы и нет? А теперь, удальцы мои, давайте поднимемся на четвертый этаж. Видимо, действительно пора рассказать вам кое-что, но сначала надо найти кое-что важное. Пойдемте, время не ждет.
Надо ли говорить, что ломанулись мы с Косым, как будто нас собаки за пятки хватали. Хаймович поспевал, но дышал неважно. Добежали до третьего этажа, и вдруг что-то громко и металлически завыло. Перед лицом выросла пелена. Толчком сбиваю Косого в сторону коридора и валюсь назад, сбивая с ног Хаймовича. Кричу, стараясь перекрыть оглушительный вой:
– Всем стоять! Защита включилась!
Федя поднимается, потирая плечо, следом Хаймович, держась за шею и что-то шипя. Поднимаю глаза и вижу, как сверху движется серая летящая масса. Вот она коснулась невидимой преграды, и черные, обугленные и шипящие трупики начали падать, как капли дождя, нам под ноги. Крылышки и лапки сгорали мгновенно, и нечто бесформенное и воняющее усыпало лестницу. Мы отошли подальше. Вой стих, и мертвецкий голос объявил:
– Попытка проникновения объекта предотвращена. Уровень угрозы класса «А». Система безопасности активирована.
Хаймович выглядел расстроенным, и с губ его слетело неведомое ругательство:
– Ядрёны пассатижи!
– Ну вот Хаймович обретает человеческое лицо, – сказал я, – первый раз в жизни слышу, как ты ругаешься.
– Это, собственно, не ругательство, – смутился Моисей Хаймович, – это присказка моего отца.
– Не расстраивайся, Хаймович, – кивнул я в сторону лестницы, – это даже к лучшему. Успели бы проскочить, и хана нам, скушали бы твари.
– Оно-то так, но как отсюда выбираться?
– Тихо! – рявкнул я и поднял руку.
За углом что-то было. Вернее, кто-то, перепуганный насмерть, сидел за углом на лестничном пролете. Его эмоции были настолько ярки и очевидны, что я читал их, как в открытой книге. Косой встрепенулся, Хаймович повел носом, словно пытаясь учуять. Нет уж, обойдусь без Феди. Он сначала выстрелит, а потом спросит.
– Стойте здесь, я сам.
Осторожно ступая, я дошел до лестничного марша и заглянул за угол.
На ступеньках, ведущих вниз, сидел… я и плакал, размазывая слезы по грязным щекам.
Картина
