уж развратнее этого? – зарычал Мирон, опуская руку мне на бедро.
Легкими прикосновениями его пальцы заскользили по ноге, задирая мою юбку выше. От нежных касаний его горячих рук моей прохладной кожи мгновенно загорелось все внутри.
Нельзя сказать, что мы как на ладони, но при желании нас можно разглядеть под вишней, что за мания у него такая, словно ему нравится ходить по лезвию ножа? Но опасность быть замеченными и правда добавляет адреналина, хотя куда уж больше? И так голова кружится и пульс зашкаливает.
– Они нас не видят, – наблюдая, как я кошусь на веселую компанию, жующую мои сосиски, прохрипел Мирон, наклонившись к уху.
Его дыхание растекалось по шее, собирая всех мурашек на затылке, и едва он прикоснулся губами, яркий взрыв в голове разогнал их по всему телу вслед за убегающими искрами.
Между нами уже не осталось и миллиметра, уже знакомый бугор в штанах упирался мне в живот, а горячая ладонь, пробравшись мне под юбку, оглаживала задницу.
– Сырая, надо отжарить, – сжав мою попу рукой, хрипло заключил Мирон.
Несмотря на то, что мне до звездочек в глазах нравилась его близость, в моей голове не укладывалось, как так можно?
– По какому праву ты меня трогаешь? – прошипела я ему прямо в ухо, вздрогнув от того, что он меня лизнул!
В самом прямом смысле прочертил языком по моей шее, будто пробует на вкус перед пиршеством разврата.
– Нечего было о мой шест тереться, прима стриптиза! – зашипел и Мирон, зло подталкивая меня к стволу вишни, – Ты так скакала на моем члене, что у меня едва пожар не случился… на сцене!
Я открыла было рот, чтобы заткнуть фонтан его фантазий, и вдруг в голове промелькнула картинка, где я с Мироном в моей машине, кажется, голая, потому что он целует мою грудь. И свой лифчик ведь я так и не нашла с того вечера! Гад, он что, меня совратил?
– С ума меня сводишь, безбашенная! – рыкнул Мирон, подкидывая мои упирающиеся в него руки на свои плечи и, одним рывком ухватив меня за бедра, поднял выше, заставив почувствовать его пожар в штанах.
– Лапы свои убери от меня! – затрепыхалась я, с ужасом осознав, что если он еще немного сдвинет ладонь, то найдет, в какой влажности потушить ему свою раскаленную кочергу. – И этого… артиста погорелого театра тоже!
Если бы существовали измерительные приборы уровня ярости в глазах койота, Мирон бы их уже сломал. И, вот ведь зараза, они у него удивительно красивые даже сейчас, когда он злится.
– У этого артиста три акта без антракта! Сама еще попросишь его автограф! – совсем охрип Мирон. – С удовольствием распишусь вот здесь! – Бесцеремонно пробравшись одной рукой под бомбер, гадский койот сжал мою грудь в ладони.
Просто верх распущенности и наглости! Я сама себя так не трогаю, а он делает это, словно я ему принадлежу! Моя ладонь прошлась по гладко выбритой щеке Мирона, и, пока он щурил на меня свои глазищи, я отпихнула его вместе со всей его труппой, срывая с себя
