округу с приходом мертвых, отступила. Долетел от жилья звонкий лай собак, разлился мелодичным эхом по долине.
В дороге селяне немного отошли от пережитого, развеселились, начали обсуждать ночное противостояние.
Има недоумевала:
– Дедушка, почему некромант не колдовал? Он же маг? Ему же положено?
– Да, действительно странно, – согласилась шедшая справа от девушки Лайма-охотница. – И меч у него странный какой-то… Все ведь видели?
– Видели-видели, – дружно закивали идущие рядом. – На клинке клейма с какими-то чудищами, а рукоять такая, какой ни у кого из окрестных вояк отродясь не бывало. И сам он, некромант этот, очень подозрительный.
– И все-таки, почему он не колдовал? – не унималась Има. – У меня вот за три ночи, что до этой мы у погоста стояли, силы все утекли. А ему и не понадобилось. Или он, что же? Магию берег?
– Может, и берег, – пожал сутулыми плечами дед. – Зачем ему магия, ежели он всех мертвяков как траву покосил?
Има ничего больше не сказала, лишь губу прикусила задумчиво и, сунув руку за пазуху, принялась теребить висящий на шее кулончик. Она всегда так делала, когда размышляла. Пальцы огладили узоры на гранях металлического диска.
– Дед, а чем мы ему заплатим?
– Лошадь на ярмарке продадим.
Староста замолчал – не хотелось продолжать разговор. Его внучка тоже замолкла, гоняя в голове одну единственную, пугающую мысль: «Последнее ведь отдадим. А как же мы дальше-то? Без средств… Без лошади… Нельзя».
Заметив, что дед ушел вперед, заговорившись с Олафом и Лаймой, Има незаметно отстала и отступила в тень. Потом, когда вся группа селян протекла мимо в свете качающегося на верхушках длинных факелов огня, тихо вернулась на тропу и пошла назад к погосту и мимо, выше на холм, туда, где за старой дубравой возвышались развалины богатого дома. Те самые, в которых обосновался некромант.
***
В землях мрачного Пограничья никто не ведал его имени.
Он и сам своего истинного имени не знал, не помнил, а посему откликался на новое, данное еще в рядах армии грозного Мортелунда – Моа. Но для большинства нанимавших его людей он был просто лич – мертвый колдун с темным прошлым.
Странным прошлым. Ведь никто обычно не покидал Мортелунд по собственной воле, а Моа покинул. И мало того, что покинул, так еще и против своих же выступать потом сподобился. Пошел на нежить охотиться, хоть и сам нежитью был…
И теперь, сидя в полуразваленном главном зале давно заброшенной и разоренной дворянской усадьбы, он ждал свою заслуженную плату. Он мог долго так сидеть – неподвижно, без всякого звука.
Мертвому не нужно шевелить затекшее тело или шуметь дыханием. Можно бесконечно слушать шелест листьев старого дуба, глядящего сквозь дыру в разрушенной крыше. Улавливать едкий запах крошечных мышеподобных животных, устроивших под половицами гнезда, внимать их тихим песням: вот сейчас запели детенышам своим колыбельные,
