Огородную рябь захолустья
и засыплет, и выбелит снег,
и снежком кто-то в санки запустит
и промажет, так скор их разбег.
Накататься, набегаться вволю,
в теле чувствуя лёгкий озноб,
с кровли дома – в сугроб,
и на кровлю
вновь забраться – и прыгнуть в сугроб.
Ног не чуя взбежать на крылечко
и с мороза – в тепло…
Жить бы век
в доме с бабушкой, кошкой и печкой.
Тает день,
тает дым, тает снег…
«Нет, не отрез тот шёлковый…»
Нет, не отрез тот шёлковый –
льняной
меня волнует тоном небогатым.
Подол протёртый с блёклою каймой
куском суровым бережно залатан.
Я вижу, как под лампой у стола
ты над шитьём полночи колдовала,
как в пол-окошка небо выцветало,
как истекала суровьём игла.
Прощай, февраль!
Прощай, февраль,
метели, снегопады…
Февраль, делить остаток дней твоих
я рада, как бывают дети рады,
на всех дорогах, пусть бы и кривых.
Ещё зима бела и торовата,
стелить ей всем и каждому вольно,
но снег февральский – сахарная вата,
и съёжится под утро всё равно.
Ещё неделю потчевать скоромным,
батрачить на заимках у весны,
месить и печь.
Нам первый блин хоть комом,
но кружевом последние блины.
Прости-прощай, в конце или в начале
пути,
пути, длиною в целый год,
февраль моих метелей и печалей.
Прощай, февраль!
Так светел твой исход.
«Пью взахлёб настой дурманный…»
Пью взахлёб настой дурманный
сладкой ягодной поры.
Земляничные поляны,
дух медвяный, комары.
Днём и ночью неустанно
вся лесная мошкара
пришлый люд, до ягод жадный,
ест и гонит со двора.
Прихвачу большую кружку
в урожайную страду,
по овражкам, по опушкам
комаров кормить пойду.
Будет вечер неразменный,
будут двери на запор,
ты да я, да чай с вареньем,
разговоры…
Разговор.
«А лето на Купалу устоялось…»
А лето на Купалу устоялось.
Светло, не жги напрасного огня.
Кто знает, милый, сколько нам осталось?
Люби меня!
Медвяный дух, губ жарких вкус медовый,
прохладной медуницы западня…
в одно слились и два коротких слова –
люби меня.
И выдохом одним, одним дыханьем
в рассвет ещё не прожитого дня
«Люби меня!» – летит как заклинанье.
Люби меня.
«Хочешь не хочешь…»
Язык до Киева доведёт.
Хочешь не хочешь,
и сладко, и горько
помнишь об этих и тех.
Церковь Владимира,
церковь на горке,
Владимир во «Старых садех»!
Сад ли привидится,
свет ли забрезжит,
пристань, тюрьма, монастырь.
Первопрестольная, вера с надеждой
поистрепались до дыр.
Чаша печальная, слово прощальное,
струн невесёлый настрой,
голос негромкий, свеча поминальная,
место – в родимой сырой.
Земли московские, дали российские,
пули – без промаха влёт…
Вниз по Солянке,
к Смоленской,
до Киевской –
в Киев язык приведёт.
«Дня ещё одного не стало…»
Дня ещё одного не стало.
Мир летит, как летел.
Впотьмах
я не сплю – спит младенец малый,
крепко спит на моих
