среде которых они разместились»[1]. То, что их связало – русский язык и пространство культуры, их общее прошлое, их пережитое – было для них несравнимо больше и значимей того, что происходило в их иноязычном окружении. В практически коллективном, но по сути глубоко личном, переживании эмиграции и утраты в буквальном смысле слова земли под ногами, вероятно, самые отчаянные были увлечены миром фантазий о будущем и утопией, как литературной формой произведения. Попытка заглянуть в будущее и увидеть человека будущего – эта идея двигала визионерами.
Стоит отметить, что попытки эти не возникли на ровном месте. Они связаны с мистикой, сказочной историей, как популярными литературными жанрами. Фантастических героев можно встретить в произведениях Н. Гоголя, С. Крылова, О. Сенковского, А. Куприна, Ф. Сологуба, Н. Тэффи, В. Брюсова, Л. Андреева и А. Грина, а также в утопических произведениях А. Радищева, В. Одоевского, Н. Чернышевского, Ф. Достоевского, М. Салтыкова-Щедрина. Визуализация темы технического прогресса и образов будущего находила отражение на рубеже веков на страницах художественных и сатирических дореволюционных журналов, таких, как «Стрекоза», «Будильник», «Шут» и в рекламных листках, например, кондитерской фирмы «Эйнем». Техническим новшествам, контактам с другими планетами и путешествиям на Марс посвящались статьи дореволюционных журналов «Наука и жизнь», «Вокруг света», «Огонек», «Научное обозрение». Существенную роль на рост интереса к футурологическим темам оказали и публикации романов Жюля Верна на русском языке, которые были популярны в дореволюционной России[2]. Наряду с техническими и социальными нововведениями переводы футурологических романов будили у молодого поколения интерес к путешествиям, фантазиям, давали импульс к познанию нового, неизведанного, мечтам о будущем[3].
На рубеже веков ожиданием грядущего нового человека была наполнена вся поэзия Серебряного века. Спасителя или спасение русская интеллигенция неутомимо искала в русском космизме, в антропософии, в живой этике Рериха, в идеях аграрного социализма Чаянова или утопического коммунизма Ленина[4]. Мистицизм и оккультизм вызывали у публики большой интерес. В среде русской интеллигенции лет на 100 позже, чем во Франции становятся популярны сеансы вызывания духов известных и малоизвестных литераторов, исторических личностей, предсказывающих будущее или (якобы) вещающие тексты присутствующим. Последствия Первой мировой войны, но особенно большевистский переворот 1917 г. привели к невиданному краху системы политических и общественных институций, трагедии миллионов изгнанников, ставших врагами в своем отечестве и оказавшихся на чужбине. На смену ожиданиям прихода Спасителя в белом венчике из роз пришел вполне конкретный человек, с группой сотоварищей, взявших власть в свои руки, преследуя и подавляя всякое сопротивление. Как и почему это произошло, и как с этим жить дальше? – этими вопросами многие эмигранты задавались до конца своей жизни. Темы и контексты своих произведений о будущем они находили в новостных колонках русскоязычной периодики и в личном опыте прошлого и настоящего.
Мир 1920-1930-х годов – это мир значительно возросших скоростей, мир индустриального пространства и технологических инноваций. Мир патриархальных ценностей канул в прошлое на рубеже 1900-х годов. За 20 лет ускорилась общественная, политическая жизнь, существенно изменился труд (активно внедрялись конвейеры и машинное производство). Стремительно менялась коммуникация людей в городах (развитие всех видов транспорта, телеграфной связи и фотографии, телефонизация крупных городов, запуск линий метро, пневматическая почта, ряд нововведений, продемонстрированных на Всемирных выставках в Париже в 1878, 1889, 1900-х гг.). Новые открытия произошли в медицине и химии (открытие рентгеновских лучей, достижения Юнга и Фрейда в области психологии). Страх перед новизной техники соединялся с ростом интереса ко всему новому, выплескиваясь карикатурами и шаржами на темы настоящего и будущего на страницах художественных журналов, как в России, так и в Европе. На своем пути к популярности технические инновации часто вызывали протесты общественности и конфликты с властями: так было с движением трамваев и велосипедов; страх вызывали «черные автомобили» и рентгеновское излучение. Панику и ужас вызвало газовое и химическое оружие, впервые примененное в Первой мировой войне. Последствия Первой мировой войны стали трагедией для населения России и Европы: вплоть до начала 1920-х годов в ряде стран действовали продуктовые карточки, тысячи людей продолжали жить в лагерях для военнопленных, границы ряда стран Европы были изменены. В Германии выплаты по репарациям легли тяжелым бременем на население, усилив неприятие к беженцам. Писатель Евгений Замятин так описывал конец 1920-х годов: «Беспокойство было всюду в Европе, оно было в самом воздухе, им дышали.
Все ждали войны, восстаний, катастроф. Никто не хотел вкладывать денег в новые предприятия. Фабрики закрывались. Толпы безработных шли по улицам и требовали хлеба. Хлеб становился все дороже, а деньги с каждым днем падали в цене. Вечное, бессмертное золото вдруг стало больным, люди потеряли в него веру. Это было последнее, ничего
http://nabokov-lit.ru/nabokov/proza/pamyat-govori/pamyat-govori-14.htm
В романе “Клодиус Бомбарнак” Верн описал журналиста, который по заданию редакции совершает поездку по Трансазиатской магистрали – от Каспийского моря до Пекина. На русском языке роман вышел в 1906 г., когда Закасапийская железная дорога еще строилась. О влиянии Жюля Верна на творчество упоминали Л. Толстой, А. Чехов, В. Брюсов и др.
Напр.:
