посмотрел в окно, оценил высоту, на которой находилось солнце, закрыл шкаф и вернулся к окну. Он не смог бы сказать, о чем думал, не смог бы, наверное, вспомнить ни одной мысли. Он даже не смог бы сказать, как долго он стоял возле окна, уставившись куда-то невидящим взглядом. Важнее было другое: только сейчас он, кажется, начал понимать, что все, что он сегодня видел, было по-настоящему, и гроб из простого набора досок, обтянутых тканью, гроб, который у него на глазах несколько часов назад закопали, кажется, начал превращаться во что-то иное, что-то значимое, но непонятное. Во всяком случае, пока…
Видимо, в этот момент Рябов стал приходить в себя и тряхнул головой, отгоняя дурацкие мистификации. Потом резко развернулся, решительно уселся к столу и вытащил из ящика большой конверт какого-то бурого цвета, в который Нина ткнула пальцем. С обеих сторон конверта по диагонали тянулась размашистая подпись Доброхотова.
Странно, но никакого ощущения таинственности, предвкушения встречи с загадочным, необычным, потусторонним не было. Рябов взял нож для бумаги и вскрыл конверт. Вынул письмо, развернул его, положил на стол, прижал ладонями и старался на него не смотреть. Настраивался. Готовился. Наконец решился и уперся взглядом в доброхотовскую каллиграфическую вязь, текущую по листу нелинованной бумаги.
«Витюша, наверное, нельзя такое письмо начинать словом „здравствуй“, а?
Мы с тобой не виделись долгие годы, но ты ведь не забыл, что я никогда не любил стереотипы и шаблоны? Не любил и не люблю, но, странная вещь, едва пришла пора писать это письмо – письмо тебе, – я понял, что без них не обойтись…
Итак, если ты читаешь это письмо, значит, я уже умер, потому что Нина может передать письмо тебе только после похорон. Ведь ты, как бы ни обстояли твои дела, непременно сюда прибудешь, но, кто знает, в каком краю ты узнаешь о моем уходе!
Может, и припоздаешь, но все равно приедешь!
Во всяком случае, я буду умирать с верой в это.
Сразу о Нине.
Ей, конечно, будет очень тяжело, и, возможно, у тебя возникнет желание как-то ей помочь, сделать что-то „этакое“. Так вот, не делай! Будет лучше, если ты уедешь через пару дней после похорон. И приличия будут соблюдены, и тягостных ощущений не возникнет.
Но уезжай не навсегда!
Дом будет ждать тебя хотя бы изредка.
Он тебя помнит.
Если ты обиделся, что на все твои предложения о любой помощи я отвечал молчанием, поясню, что, образно говоря, брал твои предложения „в рост“ и намеревался тебе о них напомнить, когда придет пора серьезных расходов, но, как видишь, не успел.
Она придет – эта пора, – но уже после меня…
Поэтому, если ты согласен со всем, что я написал выше, проведи эти рекомендованные мной „пару дней“, изучая то, что сделано. Все материалы в твоем распоряжении, и твоих мозгов вполне достаточно, чтобы их понять и оценить. Слово „оценить“ в данном случае означает, что я сомневаюсь в результатах
