маскирует противоречия собственного производства: Лефевр деконструирует эту «иллюзию прозрачности», выводя на поверхность то, каким образом социальное пространство складывается из понятийной триады пространственных практик, репрезентаций пространства и пространств репрезентации (Lefebvre 1974, 1991 / Лефевр 2015). Эта трехкомпонентная диалектическая модель формирует каркас для обнаружения способов производства пространства и демонстрации социальных противоречий, неотъемлемо присутствующих в данных формах производства. Хотя из работ Лефевра не вполне понятно, как в точности осуществляется взаимодействие между элементами этой модели и как они функционируют эмпирически, он утверждает, что три этих элемента – 1) пространственные практики, т. е. пространства, создаваемые при помощи жизненных практик, 2) репрезентации пространства, т. е. карты и теории пространственного планирования, и 3) пространственные репрезентации, т. е. изобразительное искусство, пространственные эксперименты и пространственные практики андеграунда, – можно анализировать с целью выявления скрытых способов производства пространства, что, в свою очередь, приведет к революционному действию (Lefebvre 1991 / Лефевр 2015, Shields 1991, Merrifield 2002). Разрабатываемая Лефевром теория пространства включает воплощенные пространственные практики и делает акцент на той роли, которую человеческое тело играет в производстве, а не просто в осознании пространства. Теория пространства Лефевра лежит в основе того представления о социальном производстве, которое будет рассмотрено в главе 3.
Пьер Бурдьё, предпринимая попытку связать человеческих агентов с пространственным доминированием (Bourdieu 1973, 1977), сосредотачивается на пространственном оформлении повседневного поведения, а также на том, каким образом социально-пространственный порядок транслируется в телесный опыт и практику. Предложенное Бурдьё ключевое понятие габитуса подразумевает генеративный и структурирующий принцип коллективных стратегий и социальных практик, который производит существующие структуры. В одной из ранних работ Бурдьё (Bourdieu 1973) кабильский дом [жилище группы берберов, проживающей на севере Алжира] предстает в качестве среды, в которой пространство тела и космическое пространство интегрируются при помощи метафорических и гомологических структур. В результате эта социальная структура воплощается и натурализуется в повседневной практике именно благодаря опыту жизни в наполненном символами пространстве дома. Понятие габитуса пространственно связывает социальную структуру с человеческим телом и пространственными практиками, поэтому возможность сопротивления им становится более наглядной. Влияние Бурдьё на концепцию воплощенного пространства будет рассмотрено в главе 5, а также в том разделе настоящей главы, где речь пойдет об антропологических генеалогиях.
Мишель Фуко в новаторской работе «Рождение тюрьмы» (Foucault 1977 [1975] / Фуко 1999) и в ряде интервью и лекций о пространстве (Foucault and Rabinow 1984) использует исторический подход, анализируя человеческое тело, пространственные отношения
