style="font-size:15px;"> ВОРОБЬИНАЯ МОСКВА
зимний день короче воробьиного носа
день короче носа?
зимний день короче
короче: зимний день воробьиного носа
тишина – воробьи улетели из Москвы
тишина? – тишина улетела из Москвы
улетела Москва воробьев из Москвы
улетела Москва из Москвы
вороны говорят их выжили из города
вороны говорят выжили
а воробьи говорят не выжили
и люди говорят что люди говорят их выжили из города
наверно мы – люди надоели им – воробьям
наверно мы – люди
наверно надоели… неужто воробьям?
недопили недоели – люди людям надоели
мечутся люди сами как воробьи
в поисках пищи мечутся люди
или пища мечется в поисках людей?
в поисках пищи люди как воробьи
между зданий кажется очередь
голодное небо
сейчас поднимется небо кажется
кажется голодная очередь сейчас поднимется в небо —
и унесется чернеющей стаей туда
туда унесется где много пищи
где много пищи? куда унесется?
туда унесется куда унесет
ПРОВЕРКА РЕАЛЬНОСТИ
(1972–1999)
О НОВЫХ СТИХАХ
В этом 1998 году на излете века, может быть, от ощущения, что близко новое тысячелетие, каждое мое слово захотело быть не только самим собой, но и символом. К тому же я обнаружил в своих черновиках стихи 1972 года, где в строке каждое слово было напечатано отдельно (в три интервала) и с прописной буквы. За прошлое лето у меня сочинилось некоторое количество подобных стихов, в основном лирики. На странице такой способ написания слов, мне кажется, выглядит убедительно. Слово само по себе так крупно, что промежуточные слова зачастую просто отпадают и получается экономия места и материала, к чему всегда, по-моему, стремится поэзия. Отсюда и звучание свежее.
Кроме того, я давно заметил, что формообразующим элементом ритма у целого ряда поэтов начала века является слово под ударением или группа слов. Чтобы выделить это слово или группу слов и отделить их от следующих, Маяковский располагает стихи ступеньками. Таким образом появляются малые цезуры, которые акцентируют внимание на словах и делают интонацию стиха более выразительной. Притом группы слов имеют одно главное ударение, что приравнивает их к другим словам под ударением. (Их надо и читать как одно слово.) На мой взгляд, в расположении стихов ступеньками наблюдается некоторая механистичность – сдвиги строк как рычаги, здесь проявляется понимание страницы как плакатного листа. Гораздо живее начертание слова как стихотворной строки у более поздних поэтов: у Асеева, у Кирсанова, затем, например – у Холина, у Соковнина. Да у того же начинающего юного Маяковского!
Здесь меня не устраивал сам рисунок стиха – ниточкой. Если изредка, довольно оригинально получается, а если сплошь – некий странный Китай. И притом ритм – это главное: после каждого слова – большая цезура, а я слышу малую.
Вот я решил, что возможно в таких случаях
