style="font-size:15px;"> Не иначе он поступил и тогда, когда Петр, прославленный своею святостью епископ Пуатевинский, стал его ласково укорять, а тот наотрез отказывался последовать его указаниям, вследствие чего епископ начал произносить его отлучение, а он, помахивая обнаженным кинжалом, заявил: “Ты тут же умрешь, если не снимешь с меня отлучения”. Тогда первосвященник, изобразив страх, попросил у него дозволения говорить и провозгласил, не пропустив ничего, все остальное, что подобало при отлучении, и таким образом граф оказался вне христианского мира и ему было воспрещено разделять с кем-либо трапезу, а также беседовать, пока он полностью не образумится. Итак, исполнив, как ему представлялось, свой долг, епископ, жаждущий испытать мученический венец, протянул свою шею и молвил: “Рази, рази!” Но Гильём, еще больше закосневший в упорстве, с привычным своим краснобайством сказал: “Ты, несомненно, мне так ненавистен, что я не удостою тебя проявлением моей ненависти, и ты никогда не вознесешься на небо благодаря содеянному моею рукой”. Однако, немного спустя, отравленный ядовитым подстрекательством своей распутной сожительницы, он отправил в изгнание священнослужителя, убеждавшего его положить конец блуду. Изгнанник, дождавшись блаженной кончины, своими частыми и великими чудесами явил нашему миру, какой славою он овеян на небе. Услышав об этом, граф не воздержался от своей наглой велеречивости; он во всеуслышание заявил, что сожалеет о том, что не ускорил епископу смерти, дабы святая душа его получила более щедрое воздаяние, и он обрел бы небесное упокоение благодаря его (графа) ярости…»
Ему вторит в своей хронике Гальфред Вожский: «Герцог Аквитанский Гильём переправился со многими своими в Иерусалим, но нисколько не возвеличил имя христианское: он был чрезмерно охоч до женского пола и поэтому отличался непостоянством во всем. Войско его было истреблено сарацинами и тогда же погиб Радульф, достопочтенный епископ Перигорский».
Гальфред Толстый ворчливо отметил в «Житии Бернарда, аббата Тиронского»: «Герцог Аквитанский Гильём – враг всяческого целомудрия и святости».
Этьенн де Бурбон свидетельствовал в произведении «О различных предметах, проповеди достойных» о том, что порой аквитанский герцог вел себя, как легендарный халиф Харун ар-Рашид или византийский император Феофил: «Я слышал, что некий граф Пуатевинский пожелал испытать, какие человеческие занятия наиболее привлекательны. Изменив свой облик, он познал всевозможные человеческие занятия, нравы, положения и сообщества всяких людей и, возвратившись к прежнему своему положению, заявил, что наиболее привлекательна жизнь купцов в торговые дни».
Свидетельство Рауля де Дисета интересно привести, хотя историками оно уличается в определенной недостоверности – сын герцога был слишком мал тогда (13–14 лет в 1113 г.), восстание началось без его участия, да и связи с Данжерёзой еще не было: «В году МСХII Гильём, граф Пуатевинский, привел в
