черами и короткими зимними днями вокруг меня собирались другие дети, я рассказывала им сказки, истории, что-то объясняла, пересказывала книги, прочитанные мне прабабушкой. Наверное, путь на филфак был предопределен уже тогда. Сейчас я пишу короткие рассказы, и продолжаю своим читателям рассказывать истории, но не сказки. Не то, чтобы я не умела фантазировать и сочинять, но рассказы мои все больше связаны с воспоминанием, или описанием происходящих событий – реальность часто дарит сюжеты, интереснее выдуманных – я научилась их подмечать и записывать.
И еще одна картинка из детства. Наш двор, шумная детвора. Я старше всех, вожусь с малышней, что-то им объясняю, учу, и, конечно, мы играем в школу, где я – учитель. Вот и вторая часть моей сути – учитель, преподаватель. Меня ждал не просто филфак, а филфак педагогического университета. Я работала в школе, недолго, но это время окончательно определило мое будущее. И много лет в вузе на все том же родном филологическом…
Учитель, преподаватель – это определенный тип мышления, восприятия мира. Вероятно, именно поэтому первый цикл рассказов получил название «Записки преподавателя», в него вошли не только вузовские, но и школьные мои истории, а также интересные окололитературные случаи, о которых я рассказывала на лекциях, разбавляя теорию, иллюстрируя свои мысли. Литература – составляющая моего мира, часто ловлю себя на том, что думаю цитатами из тех или иных произведений, каждый раз поражаясь их точности при передаче настроения.
Много читаю, особенно современных авторов, остро ощущая собственную архаичность, оторванность от поэтики постмодернизма, равно как и от нового реализма с его резкостью и бескомпромиссностью. Самое важное для меня – искренность, стараюсь писать без оглядки на кого бы то ни было, опираясь на свое видение окружающего мира.
Я – преподаватель, профессиональная деформация сильна, часто ловлю себя на том, что смотрю на мир через призму этой профессии. Мне нравится наблюдать за происходящим вокруг, иногда увиденное просто просится на бумагу. У меня нет особых литературных достижений, полученных премий и публикаций. Есть ворох методичек и учебных пособий, подборка научных статей. Но плох тот литературовед, который не мечтает стать писателем… Лучше всего обо мне расскажут мои тексты. Легкого прочтения!
Мохнатый друг детства
В начале далёких 1980-х так сложилось, что знакомые нашей семьи привезли из-за границы двух котов-братьев редкой сиамской породы. Если кто не знает, это существа с небесно-голубыми глазами, чёрными мордочкой, лапами и хвостом, и дымчато-серым телом. Кроме всего прочего, отличает этих кошачьих от всех других собратьев своенравие и непростой характер. Два кота подросли и устроили войну не на жизнь, а на смерть. В итоге одного из них отдали моим родственникам, у которых я проводила, будучи ребёнком, всё лето.
Хорошо помню этот вечер, когда в доме появился кошачий подросток. Гибкий, красивый, быстрый и абсолютно дикий кот с голубыми глазами. Был ранний вечер, сумерки сгущались за окном. Из коридора стремительной стрелой некто промчался в комнату и исчез под диваном. Кота очень хотелось потрогать. Но он никак не выбирался из укрытия. Я легла на ковёр, заглянула под диван и увидела два горящих глаза, они отсвечивали в темноте. Постепенно кот стал привыкать к нам, а мы к нему. Не помню, с чего всё началось, но кот, назвали его Тимка, как-то быстро понял, что мы с ним чем-то похожи. Да и понимали друг друга легко. Трудно сказать, сколько лет мне было, знаю только, что с Тимкой у меня связаны самые ранние детские воспоминания.
Тюль и сладкие сны
Каждый вечер, когда меня укладывали спать, я лежала не засыпая, прислушиваясь к происходящему в доме. Вот на кухне Тимка мяукает, вот звякает его миска – это прабабушка даёт ему на ужин манную кашу на минтайном бульоне, обязательно подогретую и с кусочками рыбы без костей. Потом он открывает дверь в туалет. Потом быстро бегает по коридору, идёт в большую комнату. Я точно знаю зачем. Он вытирает лапы о ковёр. Да, да. Потом, причмокивая, моется. Затем аккуратно открывает дверь ко мне, бесшумно ступает и, приподняв носом край одеяла в ногах, пробирается спать. Я чувствую, как он проползает к подушке. И вот тёплое тельце прижимается ко мне, упирается мохнатая голова в подбородок, а бархатные ушки касаются шеи. Кот блаженно вытягивается во весь рост, устроив голову на краешке подушки. Я обнимаю его, тихонько поглаживаю. Тимка мурлычет, и глаза мои слипаются. Только два звука в этом мире навевают самый сладкий сон: шелест ночного дождя по листве и мурлыканье представителя кошачьих, когда нарочно стараешься подольше не заснуть, чтобы насладиться звуками, но стремительно проваливаешься в сон.
Конечно, Тимку прогоняли. Взрослым не нравилось, что кот спит на подушке, под одним одеялом с ребёнком. Но в долгой и непродолжительной борьбе людей и кота победил доблестный выходец с острова Сиам. Когда-то я читала легенду, что коты эти были личными телохранителями сиамских принцесс. Тимка выбрал меня в принцессы. Он заботился обо мне, согревая и убаюкивая перед сном, участвовал в моих
