он босой, в гражданских штанах, без рубашки. Только стесняться домашнего вида, по дедову разумению, Сашке было лишне. Внук и лицом пригож, и силушкой в деда. Плечи сбиты крепко, как напоказ, грудь выпуклая, широченная. В ласковой и вроде бы удивлённой улыбке на его румяном лице, в быстрых озорных глазах проглядывалось ещё что-то юношеское, но мужская стать превращала его в ладно скроенного породистого красавца. Тут было что показать и чем гордиться. И дед гордился первым внуком (Василиса в счёт не шла – девка), видя в нём собственное повторение, и вновь молодел, с последним азартом переживая его заботы. Все думы свои побоку враз!
– Сашк, пойдем сома ловить? Один я и браться не стану – пять пудов верных в нём будет.
– Погоди, дед – а. – отозвался он с протяжкой «а», как звали Гаврилу Матвеевича внуки. – До другого лета покорми его. Лягушек, что ли, мало?
Сашка поглядывал в окно на разговорившихся женщин и в душе сердился на мать: не уймётся никак, всё тараторит, тараторит. А там Ирина ждёт Ольгу Сергеевну.
– Лягушек он и сам глотает. Я ему ворон стреляю. После гулянки, под утро, слетаем и прихватим сомину. В часть с собой увезёшь подарочек. А, Саш?
– Не могу, понимаешь…
– С девчатами так… Много в них заманности для нашего брата поднамешано. И не хочешь, так не устоишь…
Гаврила Матвеевич опять хитро прищурился, поглядывая на внука. Видел, как он кипит-булькает, словно самовар, но не торопил расспросами, знал, сам сейчас выложит…
– Жениться буду. – Сашка впился взглядом в деда: одобрит, нет?
– Эк тебя крутануло!
– Заладил…
– Во, дурак! Дело-то человеческое. Поймался, может, – так и скажи. У нас в роду все до девок жадные были. Из-за меня так и сейчас старухи ругаются меж собой. И отец твой сестрицу-то Василису до свадьбы завернул. Эх, делов было…
Опять смеялся Гаврила Матвеевич, сотрясая густую растительность на лице. Кивнул на двери:
– Привёл мать твою под вечер. Встали у порога и не знают, что говорить. А она махонькая, в сарафанчике сереньком… Как вдруг заревёт в три ручья. Её не отдавали за нас: шибко я с отцом её резался из-за Агрофевны. Да знаешь ты её – двоюродная тётка дружка твоего Петьки Сапожкова. Сейчас она кривобока, а тогда хороша была. Да… Не бывать свадьбе, говорит, не отдам за Валдаев. А они, значит, без свадьбы управились. Куда теперь денешься? А ты кого выбрал?
– Ирину Морозову.
Сашка почувствовал облегчение, когда увидел в окно подъезжавшую ко двору телегу: матери пришлось прервать беседу, прощаться, чтобы открыть ворота. Теперь Ольге Сергеевне минут десять идти до своего дома, прикинул он, если ещё кто-нибудь не остановит. Возле дома она крикнет: «Ири-ноч-ка!». Иринка выпорхнет из калитки, повиснет у матери на шее, да ещё ноги подогнет. Сашка видел раз такую картину, – запищит что-то, заворкует и только после замечания матери догадается взять у неё кошелку. А потом войдут в дом,
