е усвоения простых, фундаментальных идей возможен переход на более высокий уровень развития.
Эрудиция без педантизма встречается так же редко, как и сама мудрость.
При осмыслении античной науки мы часто сталкиваемся с двумя непростительными опущениями. Первое касается науки в странах Древнего Востока. Несерьезно полагать, будто наука началась с Древней Греции. Греческое «чудо» предварялось тысячелетними трудами и исканиями в Египте, Месопотамии и, возможно, в других местах. Греческую науку не столько изобрели, сколько возродили.
Второе опущение связано с тем, что наука – не только на Востоке, но и в Древней Греции – развивалась на фоне суеверий. Не стоит забывать о восточных истоках, без которых достижения эллинов были бы невозможными. Отдельные историки усугубляют эту ошибку, умалчивая о широко распространенных суевериях, которые тормозили развитие науки и иногда поворачивали его вспять. Наука Древней Греции символизирует собой победу рационализма. Победа эта представляется еще значительнее, если понимаешь, что она была достигнута вопреки иррациональным верованиям греков. В целом можно сказать, что древнегреческая наука знаменовала собой победу разума над неразумием.
Без достаточных сведений о двух указанных областях – восточная наука с одной стороны и греческий оккультизм с другой – история древнегреческой науки становится не только неполной, но и искаженной.
По возможности я старался опираться на источники, потому что всегда предпочитаю доходить до истоков. Сохранившиеся документы часто грешат неточностями и искажениями.
С другой стороны, документы, связанные с наукой Египта и Месопотамии, часто гораздо точнее, чем документы, связанные с греческой наукой. Более того, египтологи и ассириологи пользуются тем преимуществом, что работают с оригинальными документами, в то время как эллинисты, как правило, довольствуются фрагментами, неточными цитатами и суждениями, копиями с копий, много раз переписанных с оригиналов. Иногда до нас доходят цельные, сохранные тексты, например «Илиада», но их авторы остаются практически неизвестными; бывает, что о том или ином авторе, например Фалесе или Эпикуре, мы узнаем в основном из исторических анекдотов, в то время как основная масса его трудов утеряна.
Задача историка – выжать все, что можно, в узких рамках каждой темы. «Источники» обладают различной ценностью. Нет никакого вреда в том, чтобы, за неимением лучшего, пользоваться тем, что есть. Главное – не путать бесчисленные копии в n-ной степени с оригиналами, а слухи – с достоверными сведениями. Более того, едва ли можно с уверенностью утверждать, будто нам что-то известно о прошлом, что, впрочем, не умаляет нашей ответственности.
В основном данная книга посвящена Древней Греции, точнее, одному славному и известному периоду в ее истории. Ее первые ученые по своему величию сравнимы с великими архитекторами и скульпторами, с поэтами и прочими сочинителями. Научные достижения греков кажутся мимолетными, потому что сам по себе научный прогресс становится причиной их вытеснения. Тем не менее некоторые из них настолько фундаментальны, что бессмертны в более глубоком смысле. Некоторые выводы, к которым пришли Евдокс Книдский или Аристотель, по-прежнему лежат в основе современной науки. Более того, с гуманистической точки зрения все человеческие достижения незабываемы и бессмертны по своей сути, даже если со временем заменяются «лучшими».
Греческая культура приятна для осмысления благодаря ее великой простоте и естественности, а также благодаря отсутствию устройств, каждое из которых рано или поздно становится средством порабощения.
Рационализм творческих умов смягчался буйной фантазией, а замечательная красота памятников, возможно, меркла в окружении тщеславия и уродства. В нескольких случаях греки подошли к идеалу настолько близко, насколько это возможно. И все же они были людьми – и потому неидеальными.
Самая потрясающая особенность греческой науки состоит в том, что в ней можно отыскать прообразы многих наших нынешних идей. Для того чтобы на тысячу лет опередить другие народы, требуется подлинная гениальность. Греческая гениальность проявилась не только в искусстве и литературе, но и в науке; постичь гениальность древних греков можно, только если нам удастся оценить ее научный аспект.
Недостаточно очертить культурные ожидания; чтобы понять прошлое и постичь самих себя, необходимо сравнить их с настоящим временем. Для художника и для философа, которые привыкли мыслить с точки зрения вечности, нет ни прошлого, ни будущего; есть лишь вечное настоящее. Гомер и Шекспир в наши дни живы так же, как и когда-то; в отличие от нас, они всегда рядом.
Наш рассказ о прошлом обусловлен множеством оговорок. Одна из них связана с тем, что нам приходится ограничиваться лишь нашими предками. В книге не рассматриваются древнеиндийская и китайская наука – и не потому, что они не играли заметной роли, а просто потому, что для западных читателей они не столь существенны. Большое влияние на наше мышление оказали не индийские
