епкий и очень живой человек всё уловил. К нему радостно подбежала и с размаху обняла за талию тёмненькая девочка лет восьми-девяти в потёртом клетчатом пальто и шерстяной шапке. Обернувшись, она опять закричала:
– Оля, Оля, иди скорее! Дядя Саша приехал!
Из-за угла армейских складов выскочила вторая девчушка, помельче, в цигейковой белой шубке, обвязанная крест-накрест шерстяным платком. Однако она остановилась в двух метрах, молча улыбаясь. На фоне грязного, весеннего снега малышка смотрелась забавно, и лейтенант тоже улыбнулся.
Он присел на корточки, обнял обеих:
– Ну, здравствуйте, подружки. Как ваши дела?
Девчушки наперебой залопотали:
– У нас всё хорошо… Скоро уезжаем… Только вы подождите, сейчас мама подойдёт… Она знала, что вы приедете.
Вон в чём дело! Его ждали. То есть проведали, когда он окажется здесь.…
Это было полтора месяца назад – в конце января 1943 года. Деревенька Дусьево несколько раз переходила из рук в руки. Волна Волховского фронта рвалась навстречу волне Ленинградского, чтобы разорвать кольцо блокады. Потери с обеих сторон были невероятными. Но фашисты упорно сопротивлялись, и десятки тысяч солдат уже полегли в мрачных лесах и болотах южного Приладожья.
Когда полк Сабатеева вновь занял Дусьево, то вместо изб дымились лишь их обломки, да печные трубы чёрными перстами указывали в небо. Местные жители поразбежались, и красноармейцы обнаружили только одну семью из старика, бабки и их внучка. Они пугливо жались в ближайших зарослях.
Часть солдат сразу стала окапываться, другим разрешили передохнуть и поесть. Полковник Николай Акимов вызвал Сабатеева и приказал произвести рекогносцировку местности. Собственно, за последние недели всё и так досконально было известно. Впрочем, лейтенант подчинялся приказу уже и по той причине, что уважал полковника, как военспеца до мозга костей. Тот всегда точно знал, что, как и когда нужно сделать в боевых условиях. Ещё бы! Акимов – бывший штабс-капитан царской армии. Хотя это не стало препятствием, едва началась Гражданская война – он без колебаний перешёл на сторону большевиков, продолжив служить уже Советской республике. Для него, как человека военного, самое главное – защита Отечества. Строгий, требовательный, всегда опрятный, подтянутый – истинный пример для подражания. Как-то в беседе с Сабатеевым он просто объяснил: «Когда увидел, как мои коллеги объединились со сворой интервентов, понял, что мне с ними не по пути. Ведь Родина у нас одна, какой бы флаг и гимн не имела».
Александр вместе с неотлучным, молодым ефрейтором Лёшкой (который являлся его водителем) двинулись по границе между сгоревшей деревней и посечёнными от снарядов куртинами. Вечернее солнце должно было вот-вот закатиться за кромки деревьев. Сильно похолодало, и оба поёживались.
Лейтенант чуть прищурился, всматриваясь в сумерках. Заметил в кустарнике очертания странного треугольника. Э, да это же низкая палатка. И кто там?
Они переглянулись, подойдя ближе. Сабатеев вытащил из кобуры любимый ТТ, ефрейтор взвёл курок винтовки. Затем Лёшка осторожно отодвинул полог палатки. На земле лежали прикрытые брезентом фигуры.
– Есть кто живой? – спросил Сабатеев. В ответ мёртвая тишина. Он приподнял край брезента. В сумраке разглядел лежащую на таком же брезенте женщину средних лет и пару прижавшихся с двух сторон малышек. Вся троица была настолько истощена, что их лица больше походили на черепа, обтянутые кожей. Тела обложены тряпьём. Лишь открытые глаза говорили, что они ещё живы. Девочки молча потянули ручки. Видимо, от голода они уже не могли говорить, хотя их ротики искривлялись в немом крике. Где-то рядом уже притаилась в ожидании смерть, и вопрос был лишь во времени.
Военные от шока даже не знали, что предпринять.
– Идём, – махнул пистолетом Сабатеев.
Через десять минут он уже оказался в землянке полковника. Александр сбивчиво объяснял, будто боялся, что не успеет помочь несчастной семье.
Командир полка выслушал молча. Грубовато осадил:
– Что нюни-то распустил, офицер? Тебе бы не на войне, в детском саду с нянечками сражаться… Выкладывай свои соображения!
– Да что… Взять их надо да подкормить. Лишь бы не умерли от принятия пищи. Завтра моя рота отправляется в тыл за боеприпасами, могу прихватить страдальцев.
– Вот и поторопись. Возьми с собой медсестру. И не забудь забрать вторую семью отсюда.
Старшина Белолипецкий, бывший шеф-повар астраханского ресторана «Кристалл», не только накормил голодных, но и собрал им харчей дня на три: «Пока окажутся в безопасных местах…». Отправив их в тыл, все облегченно вздохнули.
На войне всякое бывает. Каждое последующее событие быстро затмевает предыдущее. Жестокие схватки, артобстрелы и бомбёжки, подсознательное
