глянул на часы.
– Каждый из нас останется при своём мнении. Вы – защитник режима, я его разрушитель. Обоим нам Россия – отчизна и мать. Посему предлагаю разговор завтра продолжить, у меня рабочее время заканчивается.
Занятный народ эти революционеры, подумал Макаров. До конца смены был готов молотить языком до посинения. А тут, глядишь, гудок подоспел – и пора домой.
– Неволить не смею. Один вопрос на прощанье. Двигатель являет собой только часть механизма. Есть ему очевидное применение – суда и локомотивы. А других намерений у вас с Густавом не было? Брусилов про сухопутный дредноут говорил.
– Это – фантазии, – пожал плечами германец. – Впрочем, воля ваша. Полюбопытствуйте.
После долгих розысков в шкафах да ящиках в руки адмиралу легла толстая тетрадь с широкой карандашной надписью «Броненосный самоход» и обгорелыми кромками.
– Непременно ознакомлюсь. А потом, с позволения, снова украду немного вашего рабочего времени.
Воля ваша, повторил Брилинг, но не словами, а жестом. Затем распрощался с мореплавателем.
Изучив совместный труд почившего и здравствующего инженеров, на что ушёл цельный день от рассвета до заката, Макаров успел поймать Брусилова, намеревающегося убыть из столицы. Тот рассмотрел рисунки, печально скривился и заявил:
– Сухопутный дредноут мне представлялся внушительней.
– Зовём на помощь математику, дорогой Алексей Алексеич. Нога пехотинца давит на землю с усилием около семи фунтов на квадратный дюйм. Положим, на сушу выполз не броненосец, а всего-навсего подводная лодка водоизмещением в тысячу тонн, это два с половиной миллиона фунтов.
– Что это даёт? – спросил кавалерист, сразу начавший уставать от цифр.
– Опорную площадь, чтобы лодка не провалилась, в сотни квадратных ярдов. Теперь представьте на секунду мотор, который сдвинет нашего сухопутного дредноута с места. Сколько? От десяти до ста тысяч индикаторных сил, точнее сказать не могу. А для субмарины хватает двух тысяч.
– Странная арифметика. В воде ваши корабли плавают, а на суше проваливаются, – генерал-майор ущипнул себя за ус. – Прошка! Куда делся, шельма? Графинчик обнови.
Пока половой носился за добавкой, Брусилов открыл тетрадь и ткнул пальцем в общий рисунок бронированного механизма.
– Выходит, он размерами с обычную карету или, скорее, пулемётную тачанку. От осколка сбережёт?
– Ваш родственник посчитал, что передний лист выдержит шрапнель с трубкой на удар.
– Это – вряд ли. Но ничего. Самоход-то двигаться будет. Из пулемёта да шрапнельными пульками попасть не мудрено, а гранатой лишь при большом везении. Стало быть, он проволоку порвёт, на окоп наедет и с пулемётов пехоту покрошит. А за ним в дыру наши побегут. Здорово, ежели получится. За светлые головы, Степан Осипович! – генерал выпил. – Только объясните, отчего моряки у нас такие ушлые? Цепеллин сочиняет
