сказала жена шевалье, – то, что вы нынче сделали, отвратительно. Берегитесь, как бы вам не заплатить за это дурное дело каким-нибудь большим несчастьем!
Король содрогнулся, но ничего не сказал, а только холодно поклонился и затем обратился к Жилет:
– Дитя мое, у вас против меня несправедливое предубеждение. Пройдет немного дней, и, надеюсь, я рассею их своей к вам любовью. Ла Шатеньере, подайте руку герцогине де Фонтенбло.
Ла Шатеньере поспешно повиновался и схватил Жилет под руку. Та безропотно повиновалась.
Король еще раз с суровым видом поклонился Беатриче.
– Сударыня, – сказал он, – я обещал этой девушке не трогать господина де Рагастена и сдержу слово. Но послушайте меня: посоветуйте ему поскорей возвратиться в Италию.
И он вышел, твердя про себя:
– Больше уж ее у меня не украдут!
V. Господин Флёриаль
Шевалье де Рагастен вышел от Джипси и подошел к Манфреду. В схватке воров с королевским отрядом он с крайним интересом следил за юношей, и в нем лишь крепла приязнь, родившаяся под Монфоконской виселицей.
«Что же, что он мне не сын! – думал шевалье. – Если бы я имел-таки счастье найти своего потерянного ребенка, я бы хотел, чтоб он был точно таким же, как этот юноша…»
За разговором он все вглядывался в лицо молодого человека, освещенное отблесками костра, а в его голове бродила смутная мысль: не солгала ли ему цыганка?
Но с чего бы ей лгать?
Можно было придумать только одну причину: страх перед Лукрецией Борджиа либо желание заслужить ее милости. Но Лукреция Борджиа давно умерла, а Рагастен посулил цыганке кучу денег.
Значит, она не лгала.
Между тем в тонких чертах отважного лица юноши Рагастену то и дело чудилось сходство с горделивым, ясным профилем Беатриче. Но тут же он говорил себе: это кажется лишь потому, что его фантазия настроена искать сходство.
– Вы узнали то, что хотели, господин шевалье? – спросил Манфред.
– К несчастью, да! – со вздохом сказал Рагастен. – Но скажите: вы никогда не слыхали здесь про ребенка, которого украли цыгане и принесли во Двор чудес?
– Здесь, сударь, таких историй много. Да и сам я, вероятно, был украден… или потерян.
– Вот как? А у вас не сохранилось в памяти чего-либо из детства?
– Что-то очень смутное, мимолетные воспоминания; едва я пытаюсь составить из них определенную картину, как они уходят. Вот, например, я часто грежу об Италии. Бывают мгновенья, когда мне кажется, что я могу воскресить в уме родные места. Вижу высокие горы, великолепный сад, красивый дом… А потом, когда я хочу удержать эти призраки, – они рассеиваются, улетают…
Рагастен с необычайным возбуждением жадно слушал его.
– Так вы думаете, – спросил он, – что эта цыганка – не мать вам?
– Я ничего не думаю, сударь, а только что сомневаюсь. Никогда Джипси не вела себя со мной как родная мать. Вот Лантене –
