бесконечных строек. Он ненавидит это семейство, но они платят хорошие деньги, которые он отправляет своей семье в небольшой городок на севере Славии.
Единственное, что спасало Лилю и Слободана, – это их начальник Зоран Михайлович, муж Катарины. Он умел сглаживать ситуацию. Он всегда держался на равных, входил в положение, давал премии, мог искренне поболтать, улыбнуться, подбодрить, всегда благодарил. Наверное, потому что он сам поднялся с низов. Наверное, потому что он знал, что такое тяжёлый труд, что такое ответственность за всю семью. Он единственный из всех Веселовичей понимал, что деньги не падают с неба. Иногда даже защищал персонал. «Хэй, хэй, повежливей, пожалуйста», – говорил он детям. Или: «Катарина, успокойся, ничего страшного не случилось, Лиля освободится и всё доделает»; «Бобби, не переживай, опоздаешь – ничего страшного, подождут» и всё в таком духе. Правда, каждый раз как-то нетвёрдо, с глуповатой извиняющейся улыбкой (то ли перед работниками, то ли перед семьёй), от чего ситуация в моменте сглаживалась, но в целом не менялась.
С ног на голову… Где голова, а где ноги? Домработница Лиля уехала на три недели на малую родину повидать сына и мать, дома царил бардак. Водитель Слободан заболел. Дети не посещали дополнительных занятий уже почти неделю, вечерами сводя Катарина с ума своим мельтешением и вечными ссорами. Хорошо, что хоть в школу ходят!
Мать семейства совершенно не могла организовать быт. Только Аделькина няня Томочка была гарантом того, что дети будут хоть чем-нибудь накормлены и хоть как-то умыты. Нечищеные туалеты, горы грязного белья, слой пыли, немытая посуда. Лиля по приезде лишь горько вздохнёт и примется за трёхнедельный разбор трёхнедельного завала (или вообще уволится, потому что Катарина вновь будет по-хански, повелительно тыкать на грязь по углам и отрывать её придирками и приказами от запланированного хода работы).
Все эти дни Тамара Радифовна пыталась хоть как-то сдержать лавину хаоса, с каждым днём всё больше и больше накрывающую дом, но все силы забирали дети, целиком оставленные на её попечение. Помимо Адель, теперь у неё были Инна и Тимур – вроде бы взрослые, но всё-таки ещё дети, к тому же привыкшие к тому, что всё в их быту происходит само собой.
Тамара привыкла к семье, наверное, она была единственной из всего нанятого персонала, к которому относились с уважением, но даже она каждый раз была в ступоре от их наглости, упрямства, хамства и неряшливости. Тимур совершенно не считал нужным смывать за собой в туалете; Инна – где разделась, там и бросила; посуда всегда оставалась на столе и так далее до бесконечности. «Да без меня тут бы все померли!» – в сердцах говорила Тома, разбирая очередную гору грязного белья и загружая тарелки в посудомойку.
Катарина Тамару Радифовну, тётю Тому, как её называли все домашние, действительно «подпустила к себе», позволяя ей нравоучения и долгие бабьи рассуждения о жизни, которые Катарина вроде как на дух не выносила, но почему-то из уст Тамары они звучали успокаивающе.
– Ну ничего, Каточка, ничего, мужики – они
