в далёкой Хазарии. Что там будет за этой картинкой на самом деле – никогда Кату особо не волновало. Форма всегда приводила в восторг, а над содержанием она никогда не задумывалась.
Зоран тихо зашёл в гостиную и тихо сказал:
– Привет.
– Привет, – сухо ответила жена.
Последние месяцы Ката тратила все свои душевные силы на то, чтобы выглядеть как можно более безразличной к происходящему.
– Как дела? Как дети?
Вопрос о детях всегда уместен. Общий интерес, очищающий совесть. Типа Зоран всё-таки хороший отец. Как же она его ненавидела…
– Нормально дети. Впрочем, какая тебе разница?
– Катарина, умоляю, перестань… Мы взрослые люди.
«Мы взрослые люди», – фраза, в последнее время наиболее часто звучащая из его уст.
– Ладно. Опустим. Ты обещал приехать пораньше, отвезти мою машину в сервис и оставить мне свою. Ты же знаешь, Лили нет, Слободана нет, я совсем одна.
– Есть Тамара, Катарина! Боже мой, ты же взрослый человек! Дети тоже уже взрослые! Делегируй! – Зоран, на самом деле вошедший с твёрдым намерением не ссориться с женой (она всё-таки по-прежнему была его женой), начинал закипать.
– Я тут совсем одна, пока ты там с ней, неужели это не ясно? Неужели нельзя выполнить одно элементарное обещание?
«Господи, да она сейчас ядом прыснет, как же я ненавижу эту гадюку!» – подумал про себя Зоран.
– Катарина, я сказал – значит, я сделаю!
– Когда?
– У меня много дел.
– Тра*аться с этой бл**ью? Таскаться с ней по кабакам? Ты про эти дела? – Катарина незаметно для себя переходила на крик.
– Катарина…
– Что?!
– Я прошу, не говори таких слов, дети могут услышать!
«Опять этот гад оперирует детьми…» – пронеслось в голове у Каты.
– Не кричи! Я приеду завтра пораньше и отвезу машину, хорошо?
– А сейчас ты тогда зачем приехал?
– Мне нужно забрать документы, и я уеду… И вообще – это мой дом!
Катарина не выдержала и кинула в него чашку с наполовину выпитым чаем. Чай расплескался по белым стенам, дорогой парчовой обивке мебели гостиной и полу из светлого канадского клёна.
«Лиля в отпуске, кто будет всё это оттирать?» – подумал Зоран, увернувшись от чашки. Это всё-таки был и его дом тоже. Эти белые стены так тяготили его сейчас, но они не были ему безразличны: как ни крути, обои были куплены на шелеги из его кошелька.
Мужу было легче, когда жена в открытую злилась на него, кричала, била посуду. Её праведный гнев и слёзы были лучше, чем долгое обречённое молчание, полное понимания происходящего и безвыходности её положения. Зорана злило, что он по-прежнему всё-таки считал именно этот дом своим домом. Пускай
