тателей с материалами дела, которое по многим причинам считаю одним из наиболее удачных в карьере моего друга.
Должен признаться, что оба мы с Холмсом были большими любителями турецких бань. Именно там, в мгновения сладкой истомы, за трубкой хорошего табаку, он казался мне более общительным и, я бы сказал, более человечным. В одном из таких заведений, расположенном на Нор тумберленд-авеню, мы и уединились 3 сентября 1902 года, в тот самый день, с которого начинается мое повествование. Чувствуя в поведении моего друга некоторую нервозность, я спросил, что произошло. Вместо ответа Холмс высвободил из-под простыни руку и достал из висевшего рядом пиджака конверт.
– Пока это все, что я знаю, – сказал он, протягивая письмо.
«Сэр Джеймс Деймери, – прочитал я, – имеет честь засвидетельствовать свое почтение мистеру Шерлоку Холмсу и уведомляет о том, что хотел бы посетить его завтра в четыре тридцать пополудни. Дело, с которым он намерен обратиться к мистеру Холмсу, чрезвычайно важное и требует внимательного рассмотрения. В связи с этим сэр Джеймс Деймери выражает надежду, что мистер Холмс не откажет ему во встрече и подтвердит свое согласие, позвонив по телефону в «Карлтон-Клуб»[1].
– Как вы догадываетесь, Уотсон, я уже позвонил, – добавил Холмс, когда я вернул ему послание. – Кстати, что вы знаете об этом Деймери?
– Пожалуй, не более того, что он очень популярен в обществе.
– И не без основания. Говорят, он берется за самые щекотливые дела, если их необходимо уладить втайне от газетчиков. Помните его переговоры с сэром Джорджем Льюисом относительно хаммерфордского наследства? Джеймс Деймери с присущим ему тактом, конечно, не станет попусту беспокоить. Ему, видимо, действительно понадобилась наша помощь.
– Вы сказали, наша?
– Если вы будете так любезны, Уотсон.
– Сочту за честь.
– В таком случае, жду вас в четыре тридцать.
Жил я тогда уже отдельно, на Куин-Энн-стрит, поэтому пришел к Холмсу заранее. Ровно в половине пятого нам доложили: «Полковник сэр Джеймс Деймери».
В гостиную вошел несколько тучный, но весьма приятный на вид человек: открытое, чисто выбритое лицо, искренний взгляд серых глаз, на губах – добродушная улыбка. Блестящий цилиндр, темный сюртук, как, впрочем, и любая другая деталь его туалета, начиная с жемчужной булавки в черном атласном галстуке и кончая синими носками, видневшимися над лакированными ботинками, – все в точности подтверждало укрепившуюся за ним репутацию педанта. Привыкший повелевать, властный аристократ и здесь чувствовал себя хозяином.
– Как я и ожидал, – доктор Уотсон, – сэр Деймери почтительно поклонился мне, а затем обратился к Холмсу: – Его услуги могут оказаться необходимыми, поскольку нам предстоит иметь дело с человеком весьма и весьма жестоким, который в буквальном смысле ни перед чем не остановится. Думаю, во всей Европе нет сейчас более опасного преступника.
– У меня есть несколько кандидатов на этот «почетный» титул, – улыбнулся Холмс. – Вы не курите? Простите, я зажгу трубку. Если человек, о котором вы говорите, опаснее покойного профессора Мориарти или пока еще здравствующего полковника Себастьяна Морана, он действительно заслуживает внимания. Так кого же вы имеете в виду?
– Вы слышали о бароне Грюнере?
– Австрийском убийце?
– Поразительно, мистер Холмс, – полковник со смехом вскинул руки. – Вы и правда всеведущи! Итак, вы сами назвали его убийцей.
– Я слежу за хроникой преступлений на континенте. А у того, кто читал о происшествии в Праге, и сомнений быть не может относительно виновности этого субъекта. Он избежал наказания лишь благодаря стараниям адвоката и смерти свидетеля, кстати, весьма подозрительной. Я представляю, как он убил жену на перевале Шплюген, так же ясно, словно был тогда рядом. Несчастный случай – версия слишком неправдоподобная. Я слышал о приезде Грюнера в Англию и почувствовал, что рано или поздно мне придется с ним встретиться. Что же он на сей раз затевает? Или это продолжение все той же истории?
– Дело гораздо серьезнее. Преступник, бесспорно, должен понести наказание за совершенное злодеяние, но разве не важнее предупредить его действия? Как это ужасно – видеть, что на глазах у тебя разыгрывается самая настоящая трагедия, осознавать, к каким последствиям она приведет, и в то же время быть абсолютно бессильным предотвратить беду! Можно ли вообразить более затруднительное положение, мистер Холмс?
– Пожалуй, нет.
– Стало быть, вы должны с сочувствием отнестись к человеку, чьи интересы я здесь представляю.
– Насколько я понимаю, вы действуете лишь в качестве посредника. Кто же, в таком случае, доверитель?
«Карлтон-Клуб» – ведущий лондонский клуб консерваторов.
