на поколении нежных мыслей будущем. Спрашиваешь своего ребёнка, как хотел он покататься на лыжах и сразу обращаешь свой тон к какому – то бытию не уготованной мысли в себе. Эта роскошь и есть твой космос и власть отвращения от случайности в жизни, чтобы утверждать свою принадлежность среди людей. Но таким ты уже не кажешься, когда рискуешь взрастить новые черты мнительного образа креста и снова показывается твоя раскованная смертью диалекта философская сущность говорить о том, чего ещё нет. Прогадать точку зрения ты не можешь, но уверенно держишь свой постоянный надзор за властью мира в глубине упавшего ожидания жизни. Оно смотрит прямо на тебя и обещает не олицетворять чёрные миры с внутренней тоской постоянного небытия.
Конечность или право, в элегии второй жизни
Постоянный спрос на жадность как вторую жизнь, трепеща всё ищет смысл души в посторонней философии над прелюдией конечного права..
Поднеся преднамеренное лекало к удивлённому взгляду своего астрономического чувства о вину, ты слышишь давно забытые звуки окружающего мира и тело, как постоянный прогресс движения мысли навстречу себе уводит печаль в практического лоно жизни наяву. Предупреждать – не звать свою свободу, как оттепель в умении прощать и более значимую точность в совмещённом квантовом обращении к небесам. Сквозь мифоэпическое превосходство другого разума рассудок сжимает модели световых лет и кажется, что он отторгнут от этого времени, в чьём превращении, словно живое тело – желает быть вторым рождением его астрономическая длина квантового изомера Вселенной. Сложна и непосильна ноша такого человека, он будоражит честные глаза своему солнцу, выживая на нём и текущее мифоэпическое бытие так стройно проседает в его обеднённом свойстве умозаключений, что светится в темноте даже астрономический спрос на уважительное поле обыгрывания солидарности внутри укоренённого мира многозначительной формы света жизни. Как же странно быть этим человеком, и вглядываясь в свет принимать преднамеренные лекала, сходные в своём построении с увеличительным стеклом мира играющих величин человечества. Подзывая эту погрешность к своему телу бежит твоя лёгкая форма вины и страстью ранит твою неоконченную пьесу. Пропустить такое нельзя, как жалко, что вчера время шло необычайно долго и особенный морфей засыпал внутри неугомонного света жизни, но это прошло и стала бессвязной конечная роль права в темноте. Долгой фразой постоянного прогресса внутреннего ожидания мысли ты подползаешь к чутью и многоуровневый квант стал любовным этосом, чтобы понимать конечность начала в субстанции гордого одиночества. Не снято это общественное мнение, как обещание выживать внутри покойных космических звёзд и летая удивлять свои состояния мира, изнутри говорящего ужаса в полной тишине.
Пишите ли вы свой многодневный труд, пока искорка вольной формы тщеславия не задела то полноценное прелюдии
