они нам поверят? – спрашиваю я. Мы уставляемся друг на друга, и я опять подавляю желание спросить, не розыгрыш ли это. Нет, это точно не розыгрыш. Все это слишком реально.
Затем мы заходим в кабинет его отца, просматриваем бумаги и заглядываем в выдвижные ящики. Но нигде нет ничего, что могло бы подсказать нам, почему мы стали такими, ничего необычного. Краем глаза я продолжаю внимательно наблюдать за ним. Если это все-таки розыгрыш, то он очень хороший актер. Может быть, это какой-то эксперимент, думаю я. Может, я участвую в каком-то психологическом опыте, который проводит правительство, и вскоре очнусь в лаборатории. Сайлас тоже наблюдает за мной. Я вижу, как его взгляд скользит по мне, оценивая… гадая. Говорим мы мало. Только:
– Посмотри на это.
Или:
– Как ты думаешь, это может что-то значить?
Мы с ним чужие, и нам особо не о чем разговаривать.
В последнюю очередь мы заходим в комнату Сайласа. Когда мы оказываемся в ней, он хватает меня за руку, и я не вырываю ее, потому что у меня снова начинает кружиться голова. Первое, что я здесь вижу, это фотография нас двоих, стоящая на его письменном столе. На этом фото я одета в костюм – слишком короткая леопардовая пачка и черные ангельские крылья, элегантно расправляющиеся у меня за спиной. Мои глаза обрамлены густыми ресницами, усеянными блестками. Сайлас же одет во все белое, с белыми ангельскими крыльями. Он выглядит красиво. Добро против зла, думаю я. Значит ли это, что такими и были наши роли в жизненной игре, в которую мы играли? Он глядит на меня и вскидывает брови.
– Неудачный выбор костюмов, – говорю я, пожав плечами. Он улыбается, и мы расходимся в противоположные стороны комнаты.
Я осматриваю стены, на которых висят фотографии людей в рамках: бездомный мужчина, прислонившийся к стене и закутавшийся в одеяло; женщина, сидящая на скамейке и плачущая, закрыв лицо руками. Гадалка, сжимающая свое горло, глядя в объектив камеры пустыми глазами. В этих фотографиях чувствуется что-то нездоровое, мне хочется отвернуться от них и устыдиться. Я не понимаю, почему кто-то может хотеть фотографировать такие болезненно мрачные вещи, не говоря уже о том, чтобы вешать их на стены своей комнаты, чтобы смотреть на них каждый день.
И тут я поворачиваюсь и вижу дорогой фотоаппарат, лежащий на письменном столе. Он лежит на почетном месте, на стопке глянцевых книг по фотографии. Я перевожу взгляд на Сайласа, который тоже разглядывает фотографии на стенах. Он фотограф-художник. Значит ли это, что все это его работы, и сейчас он пытается узнать их? Но спрашивать нет смысла. Я иду дальше, рассматриваю его одежду, заглядываю в ящики письменного стола из дорогого красного дерева.
Я так устала. Я сажусь в кресло, стоящее рядом со столом, но тут он вдруг оживляется и манит меня рукой.
– Посмотри на это, – говорит он. Я медленно встаю и подхожу к нему. Сайлас смотрит на свою незастеленную кровать. Его глаза ярко блестят, и мне кажется, что я читаю в них… шок? Я смотрю туда, куда
