ты расскажешь мне эту историю. А пока обними меня крепче.
Все три кварты детских кроваток были пусты. Одеяльца с них, сложенные треугольниками, как деревня шалашей, выстроились на полу. В каждом конвертике – по ребёнку, а в центре собрания – синий бистёныш. Свет выключен. Ночь заглядывает в окно, и лишь тусклый свет лампы подсвечивает самоцветы сладостей. Истинное сокровище! Вот только никто из детей не только не пытался их забрать, не старался стать главным «делильщиком», ни один даже не смотрел на них. Хоть все рты и были полны слюней от предвкушения, но все головы были подняты к потолку, и две дюжины глаз всматривались в темноту.
Сверху доносился смех, вздохи и скрип.
– А нам Мамауна не разхрешает прыгхать на кровати, – с досадой сказал толстяк.
– Особенно вдвоём, – поддакнул малыш с кожей чёрной как ночь и крохотными круглыми ушками.
Скрип кровати усилился так, что с потолка на детей посыпались пыль и кусочки штукатурки.
– Может, это как та жидкость в зелёной бутылке? – неуверенно сказал Зурри. – Только для взрослых.
– Гхадкая гхадкость, – фыркнул толстяк. – Зхря я тогда тебя послухал…
– Зулли, тавай конфеты деить! – поджала губки Сиола и посмотрела на друга огромными изумрудными глазами.
Все дети мигом переключили внимание на разноцветные шарики сладостей и сосредоточились на более важных делах, чем скрип кровати и пыль с потолка.
– Вот теперь можно и истории твои послушать, – Гаруна откинулась на подушку.
– А наши разговоры не потревожат твоих воспитанников?
– Мы шёпотом, – улыбнулась аллати. – Они не услышат больше, чем уже слышали.
– Как это безответственно – оставлять малышей без присмотра, Вэлла Маан.
– Это всего лишь приют, существующий на пожертвования добрых граждан, – засмеялась Маан. – А я всего лишь тхару.
– Иногда мне кажется, что твоя башня – это неучтённая копия башни Силы, в которой что-то поломалось и сюда ссылают только самых опасных крамкинов, но присматривает за ними самая прекрасная жрица башни Син.
– В чём-то ты прав, – серьёзно ответила Гаруна. – Многие уходят отсюда, так никогда и не узнав настоящей семьи. А некоторые приходят, пройдя через такое, что вздрогнул бы сам Гаар.
– Знаешь, я никогда не звал своей матери…
– Мне очень жаль, – сочувственно сказала Маан, но Карт прервал её, качнув головой.
– Но у меня был Отец, о котором можно лишь мечтать.
Уна улыбнулась.
– А теперь у меня ещё есть ты, – расплылся в улыбке Карш.
– И весь песок Мэйтару, – деланно надула щёки Уна, оттопырив нижнюю губу.
– Не ревнуй, северяночка, песок не так плох. Не веришь? Ну-ка, закрой глаза!
Уна мотнула головой, продолжая дуться, но глаза закрыла.
Караванщик дотянулся до валяющейся у кровати одежды и вынул
