измотавшись, как собака, в безлюдном мелколесье, он увидел на берегу круто изогнутой речки жилые домики, веселый дымок из труб.
Семен прибавил шагу.
На входе в село поразил плакат с длинноволосым мужиком в черных очках.
«Местное, верно, начальство!» – подумал Семен.
Поселение обрадовало ухоженностью и явным изобилием.
Под ногами прыгали куры-утки, у плетней гоготали гуси, в черных лужах похрюкивали кабаны и свиноматки, а на подоконниках красовались горшочки с фиалками, да гладиолусами.
Поперек же самой широкой улицы трещал на ветру плакат: «Да здравствует, батька Махно!»
«Что за бред?!» – опешил Семен. Из школьного курса он знал, что отчаянный анархист отошел в мир иной больше полувека назад.
Семен постучал в окно небольшого, но очень симпатичного дома с резными наличниками и жирным котом на воротах.
Из форточки выглянула рыжая баба, шмыгнула курносым носом:
– Чего надо?
– Переночевать бы.
– Нечего спрашивать!
– Нельзя, значит?
– Как это нельзя? У нас все можно! Анархия, мил человек!
Через мгновение бабища распахнула перед странником дверь. Семен проглотил слюну от запаха наваристых, мясных щей.
– Садись, браточек, к столу! – баба с симпатией смотрела на Семена. – Кушать будем. – И добавила: – Глашей меня зовут.
Сеня не заставил себя упрашивать и навернул пять тарелок обалденно вкусных щей. Откушал бутербродов с розовым салом. Выпил забористой горилки.
– Сам-то откуда? – спросила Глаша.
– Из Москвы.
– Издали… И что, живут там люди?
– Живут. И неплохо.
– Хуже нас!
– Почему же хуже?
– Чудак! – покраснела от изумления Глаша. – У нас вольница! А у вас что? Каторга!
– Это правда, – пригорюнился Семен, вспомнив гибельные мысли в Московской квартире.
– Ну, что? В коечку? – Глаша озорно потерла ладошки.
– Как это? – оторопел Семен.
– Миловаться будем.
– Прям так? Сразу?
– Чего тянуть-то?
– Ты, что же, Гликерья, всем себя предлагаешь?
– Само собой.
– Развратница?
– Ай, сразу видно, человек из каторги!
– Объясни.
– Обобществленные у нас женщины. Вот что!
– Понял! – обрадовался Семен и погладил полное, изумительно аппетитное колено Глаши.
На следующий день Семен пошел вместе с Глашей на митинг.
Всех на еженедельную сходку собирал сам батька Махно.
Несколько сотен сельчан столпилось у единственного каменного особняка с черным флагом у входа.
Батька не появлялся. Напряженье росло.
Ходили
