фото и англичанский отчет о поездке.
Несколько лет он был невыездным, в его переводческих услугах отныне не нуждались, и она, в других случаях выручавшая его, в этом – ничем не могла помочь, хотя у нее и был прямой выход на первый отдел, то есть на ГБ.
Она – кадровичка, сослуживица и подруга его матери, а его любовница, – была старше него на пятнадцать лет. Ему – двадцать пять. Ей – сорок. У нее было ядреное тело, высокая грудь и сухая лодыжка. Она стриглась очень коротко. Она постриглась бы совсем наголо, дойди до нее соответствующая мода. Но мода задерживалась, и приходилось довольствоваться размером волос, который отвечал дошедшей моде. Она была из тех, о ком говорят интересная баба. На них оглядывались, когда они шли по улице. Ему льстило такое внимание к его спутнице. Занятый параллельно поиском невесты в среде высокопоставленных отставников, он и не думал отправлять в отставку любовницу.
Она многое знала и многое умела, если брать физическую сторону любви. Но, пожалуй, самое-самое заключалось в промежутках между любовными ласками.
Тем утром она была не здесь. Делала сэндвичи, заварила свежий чай. Все молча. Он уже научился терпеливо ждать, когда она вернется. Она вернулась. Улыбнулась ему.
Мне говорят, – сказала, – переведи меня через майдан, один раз сказали, второй, третий, переведи меня через майдан, переведи, а я все не врубаюсь, а строчка продолжает вертеться у меня в голове безотвязно, и вдруг до меня доходит, что перевести кого-то через дорогу, – это и есть формула перевода (перехода!), соединения данного культурного пространства с иным культурным пространством, с помощью толмача, культурный код, который работает в обе стороны, и мне это открывается, открывается, открывается, понимаешь?
Он не понимал. Но учился понимать.
В другой раз возвращались из института домой – у нее была комната в Арбатских переулках, а именно на Сивцевом Вражке, большая, но в коммуналке, – и она вдруг спросила: а ты думал когда-нибудь, почему Толстой назвал своих персонажей, Вронского и Каренина, одинаковым именем, что, других имен под рукой не оказалось? Он не думал. Он вообще ни о чем таком не думал. В самом деле, один Алексей, и другой Алексей.
Ну и почему? – спросил он. А я не знаю, – отвечала она. – Может быть, в одном случае любовь как страсть, а в другом любовь как долг, то есть получаются две половинки одного целого.
И ему в который раз пришло на ум, что она глубокая, а он плоский, и это добром не кончится. Не кончилось.
4.
Она была его любовницей три года. На четвертый теплым осенним вечером, особенно располагавшим к лирике, она пригласила его поужинать в Дом литераторов. Сделали заказ. Он заказал филе по-суворовски, она – легкий салатик. Официантка Белла, евреечка, похожая на черкешенку, всем завсегдатаям говорившая ты и знавшая вкусы каждого, спросила: коньячку грамм триста или сегодня без алкоголя? Она положила
