style="font-size:15px;"> – Да как… Как обычно, – ответила та, не глядя на собеседницу, – четырёх за неделю нашли, двое в поиске.
– Да я не про работу, а вообще. Как жизнь девичья проходит?
Маша усмехнулась и помолчала.
– Скажи, Катя, – вдруг решилась она, – ты никогда себя не спрашивала о… моральных аспектах нашей работы?
Катя вопросительно подняла бровь – мол, о чём это ты?
– Ну, как сказать… Вот иммигранты прибывают на нашу планету, поселяются со своими целями в каких-то её местах. Или их поселяют, это как смотреть. Итак, они поселяются, забывая своё прошлое и даже самих себя. Но когда они по случаю освобождаются от этого морока и хотят вернуться на родину или просто оставить себе память о произошедшем, вдруг появляется БИМП и запихивает их обратно на Землю и в небытие. Разве не их право знать о существующем положении дел и снова поменять местонахождение?
– Маш, многие из них помещены сюда не по своей воле, а на перевоспитание. Ты ведь читала документацию и устав Агентства и БИМПа.
– Да, читала. Но ведь это только часть прибывающих. Здесь есть путешественники, есть амбулаторщики, есть воспитуемые, но их тоже присылают отнюдь не ради потери памяти. И Земля в этих документах не заявлена как тюрьма!
– Кто мы такие, чтобы решать вопросы иммиграции, детка? Нет, я не вижу здесь ничего странного. Искать пропавших – это моя работа, и я её выполняю. И выполняю, надеюсь, хорошо.
– Я тоже хочу хорошо выполнять свою работу, – кивнула Маша и перевела взгляд на вечерний город, что раскинулся перед её глазами, – наверное, ты права.
– Даже если ты тысячу раз прав, какой в этом толк, если женщина твоя плачет? – пропела Катя и отхлебнула шампанского из бокала, что держала в руке.
В доме раздался взрыв смеха, и Катя пошла в главную залу.
Символом дома был кот. Он сидел сейчас подставке когтеточки, что занимала полкомнаты, и лениво и высокомерно взирал на снующих под ним людей. На вид кот был самым что ни есть дворовым бродягой непонятного цвета – в менее официальные моменты он любил и на коленях поурчать, и вкусный кусок со стола стащить.
Однако Благонравских утверждал, что животное уникально – мол, оно уже много веков проводит с хозяином, перевоплощаясь во всё новые и новые кошачьи тела. Слушатели обычно скептически относились к тому, что этот тот самый кот, что жил у средневекового Афанасия Никитича, только сменивший сотню носителей. Отчасти скепсис был оправдан (коты не были иммигрантами и никаких назначений на место рождения не получали), но Благонравских был непреклонен.
Настала пора и Маше выслушать от Благонравских эту историю с бородой. Вопреки ожиданию того, она не засомневалась.
– Вот говорят же, что у кошки девять жизней. А у вашего-то куда больше оказалось!
Благонравских посмеялся
