следующим образом: «Воров подвергают самым ужасным пыткам. Не лучше ли было бы обеспечить всем членам общества возможности существования, чтобы никто не был поставлен в необходимость сначала красть, а потом быть лишенным жизни… самое страшное наказание не удержит от кражи того, кому не предоставляется другого средства избежать голодной смерти»[6]. Мор считал, что государь мог бы после произнесения приговора назначать известный срок для испытания, и если результат окажется неблагоприятным, только тогда подвергать осужденных наказанию.
В свою очередь Гуго Гроций (1583–1645 гг.) указывал, что наказание не может быть просто возмездием, потому что «это противоречило бы разумной природе, которая не позволяет человеку причинять подобному себе существу зло иначе, как ввиду какого-то добра», поскольку «природа ужаснулась бы при зрелище человека, причиняющего другому страдания только для того, чтобы насладиться его мучением». Гроций отмечал, что в наказании следует иметь в виду три стороны: пользу того, кто совершил преступление; пользу того, кто потерпел от преступления; наконец, пользу всего мира. Кроме того, наказание должно сообразовываться с размером причиненного вреда, а потому действия, не причинившие никакого вреда, не могут быть вовсе наказуемы[7].
В работах Шарля Луи Монтескье (1689–1755 гг.) – выдающегося представителя французского просвещения, сквозит мысль о том, что в хорошо управляемых государствах законодатель будет менее заботиться о наказаниях за преступления, чем об их предупреждении; он постарается не столько карать, сколько улучшать нравы. Как и Гроций, Монтескье подчеркивал положение о зависимости наказания от тяжести деяния. «У нас очень дурно делают, – писал он, – что назначают равное наказание и тому, кто ворует на большой дороге, и тому, кто грабит и убивает… В Китае убийц разрывают на куски, а воров нет; благодаря этому различию там воруют, но не убивают». В этой же связи он упоминал и нашу страну: «В Московском государстве, где воров и убийц наказывают одинаково, всегда убивали; мертвые, говорят там, ничего не скажут»[8].
Сильное воздействие на российскую пенитенциарную мысль оказало изданное в 1764 г. знаменитое сочинение «О преступлениях и наказаниях», написанное итальянским юристом и государственным деятелем Чезаре Беккариа. Повторяя некоторые мысли предшественников, Беккариа вместе с тем четко формулировал ряд положений, послуживших основой в формировании уголовного законодательства многих стран, включая и Россию. В частности, он писал, что «цель наказания… заключается не в чем ином, как в предупреждении новых деяний преступника, наносящих вред его согражданам, и в удержании других от подобных действий. Поэтому следует применять такие наказания и такие способы их использования, которые, будучи адекватны совершенному преступлению, производили бы наиболее сильное и наиболее длительное впечатление на души людей и не причиняли бы преступнику больших физических
