жизни и профилактики заболеваний. Молодой врач, сверкающий идеальной улыбкой, как на осточертевшей рекламе зубной пасты, приветливо пригласил его сесть в потертое черное кресло. Найтвуду тут же захотелось въехать ему по застывшей в довольстве физиономии. Чтобы отвлечь себя от этой мысли, он угрюмо уставился в окно, которое смотрело на серую стену отделения напротив.
– Мы получили результаты МРТ, – заговорил доктор Улыбчивый. – К сожалению, мои опасения сбылись. Только не надо волноваться. Помните, что с возможностями современной медицины, в 50% случаев возможна долгая, почти полноценная жизнь.
– Послушайте, доктор… Риглис, – Найтвуд вгляделся в бейдж молодого врача. – Давайте пропустим вступление. Просто скажите мне результат.
Доктор Риглис, как хороший актер, мигом убрал с лица сочувствующее выражение. Теперь оно застыло маской профессионала, выступающего с докладом на конференции.
– У вас обнаружена опухоль в височной доле. Три с половиной на два и восемь сантиметра.
– Большая, – только и выдавил Найтвуд, вглядываясь в лицо Риглиса, пытаясь прочесть на нем ответы еще до того, как врач произнесет их.
– Да, большая. – Доктор отложил результаты исследований, сложив руки на столе в доверительном жесте. – Анализы показали, что опухоль злокачественная. Это рак. А из-за размеров и положения, опухоль неоперабельна.
Рак. Это слово, будто произнесенная во весь голос неуместная реплика в переполненном людьми зале. Рак? Нет, этого не может быть. Это невозможно. Только не с ним. Только не сейчас.
Рот перекосила кривая усмешка. Доктор поднял брови, глядя на его реакцию. Найтвуд знал про стадии отрицания, через которые проходят все больные, узнающие о смертельном диагнозе. Потому-то его и позабавила собственная реакция. Для него это не было отрицанием. Не так, как для других. Ведь и он не такой, как все остальные. По крайней мере, он продолжал в это верить.
Ирония в том, что в его мире медицина давно научилась бороться с таким заболеванием, как рак. Оно ушло в прошлое, как оспа или чума на Земле. Но здесь… рак все еще является бичом этого мира, унося каждый год сотни тысяч жизней. Пугая хуже начала третьей мировой. Хуже страшилок о том, что такая страна, как Северные Штаты Америки, может завладеть оружием массового поражения.
Для него это заболевание никогда не представляло угрозы. По крайней мере, так он считал. Он всегда ощущал себя выше землян. Не лучше, но более продвинутым. Словно пастырь над стадом, если тут уместно это, почти библейское, сравнение. Тем более Найтвуд был уверен, что находится здесь на время.
Как это могло с ним случиться? Он что, заразился от людей? Вдохнул с воздухом, как инфекцию? Это нелепо. Всего восемь лет. И хотя они отнюдь не пролетели, как день, а тянулись, словно маленькая личная вечность, он все еще воспринимал себя чужаком в этом мире. Считал себя жителем Октавии, а не Земли. Наверное, это странно, спустя восемь лет. Но он так и не смог прижиться здесь. А точнее, не захотел.
Никто не говорил
