говорят, синий идет, – сказал он и на стеклышки дыхнул, протер батистовым платочком, отчего рекомые стекла сделались какими-то неестественно яркими.
Глава 3,
где имеет место быть семейный ужин и высокие отношения
Женщине вдвойне приятнее ответить, если спрашивают другую женщину.
Тихие семейные вечера Евдокия успела возненавидеть.
Нет, ей было немного совестно, поелику нехорошо ненавидеть родственников мужа, тем паче что сам супруг к вышеупомянутым родственникам относился с нежностью и любовью.
А она…
Она старалась. Весь год старалась.
А вышло… что вышло, то вышло.
Музыкальная комната в пастельных тонах. Потолки с лепниной. Люстра сияет хрусталем. И сияние ее отражается в натертом до зеркального блеска паркете.
Темные окна. Светлые гардины обрамлением.
Низкая вычурная мебель, до отвращения неудобная… Евдокия с трудом держит и осанку, и улыбку… собственное лицо уже задеревенело от этой улыбки, маской кажется.
Тихо бренчит клавесин.
Играла Августа, а Катарина перелистывала ноты… или наоборот? Нет, ныне Августа в зеленом, а Катарина в розовом… или все-таки? У Катарины мушка на левой щеке… точно, в виде розы. Августа же на правую ставит и над губой тоже… и пудрится не в меру, по новой моде, которая требовала от девиц благородного происхождения аристократической бледности.
…Катарина же предпочитала уксус принимать, по пять капель натощак.
И Евдокии советовала весьма искренне: средство хорошее, авось и поможет избавиться что от неприличного румянца, что от полноты излишней…
Клавесин замолк.
И сестры поклонились. Они хоть и рядятся в разное, а все одно Евдокия их путает…
– Чудесно! – возвестила Богуслава.
Как у нее получается быть такой… искренней?
– Вы музицируете раз от раза все лучше… в скором времени, я уверена, вы сможете и концерты давать…
Евдокия благоразумно промолчала. Чего она в музыке понимает? Вот то-то и оно… ни в музыке, ни в акварелях, которые сестры демонстрировали прошлым разом, и Богуслава пообещала выставку организовать, хотя, как по мнению Евдокии, акварели были плохонькие… ни даже в столь важном для женщин искусстве, как вышивка гладью. Вышивка крестом, впрочем, также оставалась за пределами Евдокииного разумения.
– Вы так добры, дорогая Богуслава! – воскликнула Августа.
Или Катарина?
– Так милы!
– Очаровательны!
– Мы так счастливы принимать вас…
Евдокию, как обычно, не заметили. И в этом имелась своя прелесть. В прежние-то разы ее пытались
